Заведующий Центром антропологии ИЭА РАН, д.и.н. Сергей Владимирович Васильев рассказывает о различных гипотезах возникновения речи у человека. Первая часть.

Речь как передача понятийной информации формировалась в процессе эволюции медленно, шаг за шагом. Судить о том, была ли в определенный момент речь или нет, так же трудно, как и о времени появления орудийной деятельности: она развивалась на протяжении всего эволюционного пути человека. Провести границу: вот это еще не речь, а это уже речь – невозможно.Но можно попытаться проследить процесс формирования речи в эволюции человека.

Со времен античности и первых философов человек задумывался о том, как и когда появилась речь. За 2000 лет было предложено более 200 гипотез происхождения речи, которые хорошо описаны Якушиным (Якушин Б.В. Гипотезы о происхождении языка. М., 1984). Начав заниматься этим вопросом, для себя я разделил гипотезы на три категории:

Первая – это ненаучные или околонаучные. Например, гипотеза божественного происхождения или мутационная гипотеза, согласно которой человек ходил-ходил, произошла мутация - и вдруг он заговорил. Есть гипотеза договоренности. Многие возвращаются к мутационной гипотезе (это о гене FOXP2), не столько генетики, а те, кто читает генетические работы, не понимая, что делают генетики.

Вторая категория гипотез – физикалистские, которые рассматривают явление только с точки зрения физиологии, но никак не психологии, когнитивных возможностей и т.д. Эти гипотезы могут так или иначе объяснить возникновение звуковых сигналов, их сочетаний, но при этом не объясняют, как формировались понятия, как они передавались, как формировалась смысловая нагрузка. Физикалистские гипотезы – это, например, о том, чторечь возникла из детских лалий (детского лепета) или от того, что люди повторяли шумы природы. Есть трудовая гипотеза: человек сидит, делает каменное орудие и повторяет раздающиеся звуки. Поскольку эти гипотезы не объясняют формирование понятий, их нельзя считать исчерпывающими.

Две первые категории гипотез описывают «одномоментное» происхождение речи: мутация произошла – речь появилась, договорились – речь появилась.

 

В.В. Бунак

Третья категория гипотез объясняет происхождение речи в контексте длительного процесса эволюции. Предполагая, что речь произошла эволюционным путем, и зная, что предками человека были приматы, надо изучать коммуникативные системы приматов, чтобы понять, как из этих систем в процессе эволюции могла появиться та речь, которой мы сейчас пользуемся. Есть ряд гипотез, в том числе отечественных исследователей, антрополога Виктора Валериановича Бунака, психолога Лурии, предполагающих, что речь произошла от звуковых сигналов. Бунак писал, что это были «жизненные шумы» - звуки переклички приматов, а Лурия считал, что речь возникла именно из агрессивных звуковых сигналов.

Американский антрополог Гордон Хьюз в 1973 году опубликовал свою жестовую гипотезу происхождения речи. По его мнению, вначале появилась не звуковая, а жестовая речь. То есть первые понятия передавались при помощи жестов, а затем уже звуки стали передавать понятия. Эта гипотеза долго была модной: в 70-е, в 80-е годы стало понятно, что все звуковые сигналы, продуцируемые человекообразными обезьянами типа шимпанзе, генетически детерминированы, шимпанзе им не обучаются. Эти сигналы инстинктивные, врожденные, новым сигналам шимпанзе научиться не может.

Это показал в свое время, правда, не специально, Леонид Александрович Фирсов, один из крупнейших приматологов советского времени. Когда в его лаборатории родился маленький шимпанзенок по имени Чингиз, мамаша не могла его выкармливать, и тогда Леонид Александрович взял его домой. Чингиз первые года два рос среди людей, не видя и не слыша своих сородичей. Мы с Леонидом Александровичем много общались - я работал в Колтушах, где у него была большая группа шимпанзе, которыми занималась лаборатория изучения антропоидов Института физиологии имени Павлова. Он рассказывал мне, а потом писал, что Чингиз воспроизводит все звуки, характерные для данного вида шимпанзе, но не умеет их правильно, ситуативно использовать. Какие звуки, когда, в каких ситуациях произносить – этому надо учиться в сообществе себе подобных.

Жестам же приматы обучаются легко. Жестовый язык используется ими не только в неволе, но и в природе. В отличие от языка животных, который, по мнению большинства этологов и зоологов, является языком эмоций (животное при помощи тех или иных сигналов передает информацию о своем эмоциональном состоянии), Фирсов показал, что у шимпанзе появляется жесты, которые не только передают информацию об эмоциональном состоянии животного, но и передают смысловую нагрузку, понятия, которые Фирсов, упрощенно говоря, связывал с глаголами и называл «жесты действия». Например, протянутая рука в зависимости от ситуации могла означать «подойди ко мне» или «дай мне». И гипотеза Хьюза на это хорошо ложится.

 

Л.А. Фирсов

В 70-е годы задавались вопросом, как формировались «жесты-понятия» (стол, стул). Помогли исследования по онтогенезу человека: как человек в первые годы жизни учится говорить, как он формирует понятия-существительные. Польские ученые открыли, что в районе 12 месяцев (об этом позднее писал Выготский в своей книге «Мышление и речь») ребенок активно начинает использовать указательные жесты: он показывает на предмет и издает звуковые сигналы, лалии. Он обозначает предмет звуком и жестом, затем жест можно убрать, а звук оставить. Роль указательного жеста сначала была сформулирована американским антропологом Осборном, потом была поддержана отечественным психологом Выготским.

Но не было понятно, как в процессе эволюции понятийная информация перешла с жестов на акустические сигналы. Немаловажную роль в разработке темы происхождения речи у человека играли работы Бунака: в базовой работе 1951 года «Происхождение речи по данным антропологии» разбираются морфологические особенности скелета, позволяющие в той или иной степени говорить о том, была ли предрасположенность к речевой функции у данного рода гоминид, или ее не было. В ней, в частности, разбираются угол гортани, строение гортани, подбородочный выступ и др.

Сейчас эти особенности дополняются, но исследователи очень плохо понимают, чем именно они дополняют. Например, речь связывают с толщиной спинного канала позвоночника, вариации которого для ископаемых форм мы не знаем. Но дыхание никак не связано со спинным каналом, регуляция дыхания связана с развитием небольшой структуры, соединяющей спинной мозг с головным - продолговатым мозгом, где находится дыхательный центр. Один англоязычный автор написал об этой предполагаемой связи, и, к сожалению, наши исследователи цитируют его без понимания. Другой пример: речь зависит от толщины подъязычного нерва, но на толщину нерва влияют многие факторы, она может зависеть не только от количества аксонов, но и от количества миелина. Поэтому анатомические особенности не доказывают, была ли речь на данном этапе развития, и какой она была.

Я, безусловно, сторонник эволюционной гипотезы. Как можно судить об этапах развития речи? По этологии, изучая коммуникативные системы приматов. Отряд приматов – уникальный, поскольку до сегодняшнего дня дожили практически все его эволюционные стадии, начиная от самых примитивных, появившихся в начале кайнозоя, 65 млн. лет назад – тупайеобразных. Во времена палеоцена появляются долгопятовые и лемуровые, эоценовые – уже наполовину обезьяны (например, пондаунгия), дальше появляются обезьяны. Для нас это хорошо тем, что мы можем изучать любой контекст поведения от низших приматов к высшим, можем видеть вектор развития этого контекста и можем потом экстраполировать наблюдения на эволюцию приматов – можем представить, как дальше могла развиваться та или иная система в эволюции человека.

Например, Маргарита Александровна Дерягина занималась изучением возникновения труда (термин Энгельса) или, как сейчас говорят,- орудийной деятельности. Чтобы понять, каким образом могла сформироваться орудийная деятельность в эволюции человека, надо было изучить манипуляционную активность приматов- как в отряде приматов от одного этапа развития к другому меняется захват предмета, какие действия с предметом он делает – деструктивные, конструктивные и т.д., а дальше – какие возникают манипуляционные цепочки. Это все есть преадаптация к возникновению на каком-то из этапов эволюции человека орудийной деятельности, появлению орудий.

Точно так же, изучая социальные системы приматов, мы можем говорить и о древнем человеческом первобытном обществе. Приматы уникальны еще и тем, что в пределах отряда у них есть разные социальные системы: односамцовые, мультисамцовые, некоторые виды ведут парный, моногамный образ жизни, другие - одиночный и т.д., имеются разные системы иерархии. Понимая, как происходит развитие социальной структуры в отряде приматов, мы можем себе представлять, каким могло быть общество первобытного человека.

То же самое касается и речи, но здесь ситуация намного сложнее: мы можем изучить коммуникативные системы приматов и можем себе представить, как формировалась сигнальная структура речи, но как формировались понятия, сказать трудно. Здесь стоит обратиться к психологическим и философским словарям, ведь сознание неразрывно связано с речью и оно дуально, то есть оно как материально, так и идеально. Объяснить происхождение идеального трудно, доказать через материальное – невозможно, можно только приблизиться к пониманию того, как это происходило. Именно эволюционные гипотезы более или менее приближаются к доказательству, основываясь и на изучении коммуникативных систем приматов, и на изучении эндокранов (слепков внутренней поверхности мозговой коробки), и на изучении морфологических особенностей анатомических структур, так или иначе связанных в основном с мышцами, обеспечивающими артикуляцию при речи.

Тут начинается путаница. С одной стороны, «старые» авторы (Кочеткова, ранние работы Филиппа Тобаиса) пишут, что в коре больших полушарий есть зоны, связанные с речью. Самая известная – зона Брока (44-45 поля Бродману, расположена в лобных долях), где идет контроль за артикуляцией, сложными движениями нижней челюсти, языка, губ и зона Вернике (височные доли), отвечающая за слуховое восприятие речи. Эти две зоны есть уже у приматов, у шимпанзе есть, но у них они еще не выполняют те функции, которые выполняют у человека. Кочеткова писала, что, судя по эндокранам питекантропов, у них идет разрастание коры в зонах, связанных с речевой функцией, и что это может говорить о том, что у них появляется речь. С другой стороны, есть авторы, которые считают, что такое разрастание никак не связано с речью – так как у приматов эти зоны не несут речевой функции, поэтому разрастание не может свидетельствовать о наличии речи.

Мне кажется, здесь есть третий вариант - разрастание не говорит ни о том, ни о другом. Как себе представить эволюционное происхождение речи? В процессе эволюции идет элементарное накопление словарного запаса. И разрастание, активизирование этих зон не означает уже наличие речи, а как раз говорит о накоплении понятий.

Что касается генетики, злополучного FOXP2, о нем сначала сразу писали, что открыли «ген речи». Оказывается, этот ген контролирует 3 или 4 мышцы рта, без которых нет артикуляции, если этот ген «поражен», человек не может говорить, потому что не может артикулировать, но слышать он может. Потом стали писать, что это более сложный ген – второго порядка, регулирующий генорегуляторы, при его поражении нарушения происходят во многих частях головного мозга.

У многих нет понимания того, что речь полигенна, и одним-двумя генами ее невозможно объяснить. Речь – это не только слуховое восприятие, но и передача, консервация информации, своевременное ее «вытаскивание», это озвучивание, осмысление.

В университетских учебниках психологии давно написали о том, что речь выполняет две основные функции, и эволюцию ее необходимо рассматривать в этих двух функциях. Первая функция – система коммуникации, при помощи речи мы общаемся; вторая функция – система мышления, при помощи речи, понятий мы думаем. Конечно, кроме речевого мышления есть наглядно-образное, которое человек нередко использует, например, в технических отраслях, представляя себе целиком, как в итоге должна выглядеть та или иная конструкция.

От довербальной коммуникации до речи как передачи понятий и о будущем информации. Третья часть интервью с Сергеем Владимировичем Васильевым, д.и.н., заведующим Центром антропологии ИЭА РАН. Третья, заключительная часть беседы о происхождении речи у человека. Перваяи втораячасти.

После возникновения вербальной и невербальной коммуникации из довербальной, как в моем представлении могла бы идти эволюция: формируются и совершенствуются системы акустических сигналов с одной стороны, а с другой – формируется и накапливается информация. Эволюцию можно представить в виде «зебры».

 

Рука шимпанзе и рука человека

Как в 1922 году Алексей Николаевич Северцов описал эволюцию руки: рука хомо хабилиса с трудом может схватить, как-то делает несуразный чоппер, но при этом постоянно делая орудие, эта рука развивается. Формируется захват, формируется определенная группа мышц. Деятельность формирует новую руку, которая способна делать более сложное каменное орудие – рубило. Делая рубило, рука еще более совершенствуется и т.д.

Здесь так же: накапливается определенный объем информации, который животное передать не может, это способствует тому, что совершенствуются сигналы для передачи этой информации. Как только животные справились с передачей, информация снова усложняется: каждая особь обладает уже не только своей информацией, но и информацией соседа. Новая информация снова толкает к тому, чтобы совершенствовались коды для передачи этой информации.

Философ Дубровский предложил информационную теорию: информация может быть не только атрибутивной (как мы раньше читали: любой предмет независимо от нашего сознания обладает определенной информацией), но и функциональной. Через определение информации Дубровский дает нам понимание того, как могла формироваться речь.Он дает понятия с одной стороны – психики, с другой – сознания, но, скорее всего, это и не психика и не сознание, это информация. 4 пункта:

1. Информация – есть результат отражения окружающей действительности самоорганизующейся системой, под которой Дубровский понимал живой организм, грубо говоря, мозг. Это очень близко к определению психики психологами.
2. Функциональная информация не может существовать вне материального кода носителя, сама же информация идеальна. Я с этим согласен. Наш разговор имеет вполне материальный код-носитель, это сплошная физика: колебание, звуковая волна – барабанная перепонка – косточки – кортиев орган- нервный импульс, в голове нервные импульсы, проходя колонки Бехтеревой, где формируются новые цепочки нейронов, если через них пропустить ток определенной частоты, всплывает определенное понятие. Все это коды, информация без них существовать не может.
3. Несмотря на то, что информация не может существовать вне материального кода носителя, она от него не зависит, инвариантна по отношению к коду носителю. Любым кодом можно передать одну и ту же информацию, или одним кодом можно передать разную информацию. Как примеры – жесты, разные языки нашей планеты.
4. Информация не только является отражением окружающей действительности, но может и управлять окружающей действительностью. Этот дуализм (как и у сознания – идеальное и материальное) заложен в передаче информации: код-носитель и сама информация, которую передаем друг другу. Она может быть, если мы говорим о речи как о коммуникации, как звуковая волна, и если говорим о речи, как о мышлении, как нейродинамические коды по Бехтеревой.

Такое понятие информации дает представлении о возможном формировании речи в процессе эволюции: как совершенствование нейро-динамических кодов толкало к совершенствованию звуковых кодов и наоборот. Взаимное дополнение этими процессами друг друга постепенно приводило к тому, что я называю «накопление словарного запаса».

Я полагаю, что уже австралопитековые формы вполне могли воспроизводить артикуляционные звуки, если шимпанзе это может, и вполне могли использовать их в охоте для передачи информации на расстоянии. Когда появляются первые слова как сочетание нескольких звуков для обозначения чего-либо? Думаю, на эректоидной стадии они уже были. Но словарный запас был небольшой, достаточный для их жизни; чем сложнее становилась жизнь, тем больше становился словарный запас, и тем интенсивней развивалась речевая функция.

Есть странные исследователи, утверждающие, что человек современного типа (Homo sapiens) победил неандертальца, потому что пришел в Европу из Африки и уже обладал речью, а у неандертальцев речи не было, они были дикие и поэтому проигрывали. Это ничем не подтверждаемые фантазии: способы передачи информации существовали и у тех, и у других.

Какие анатомические особенности позволяют предположить наличие речи у индивида, пусть даже и не являясь 100% маркерами, как вы упомянули?

Когда мы говорим об анатомических структурах, мы говорим не о происхождении речи, а о происхождении сигналов. Речь – это не только сигналы, иначе – физикализм. Речь – это передача понятий. Суть в том, что между нами и, допустим, шимпанзе, приматаминет огромной пропасти: в экспериментах шимпанзе, гориллы показали, что они способны формировать понятия, передавать понятийную информацию, причем очень сложную понятийную информацию.

Про гортань впервые стали говорить в 40-е годы. Когда в Йельском приматологическом центре пытались научить шимпанзе Вики говорить. Ей удалось произнести только 4 словаpapa, mаmа, cap (чашка), up (вверх). Тогда сообразили, что, видимо, строение гортани немного не то – связки идут под косым углом, само строение гортани не совсем человеческое, не «двуногое», скажем так.

В 60-е года супруги Гарднеры завели шимпанзе Уошо и стали обучать ее амслену – языку глухонемых. Амслен – специфический язык, когда жест означает понятие. За три года Уошо освоила около 700 понятий, она легко составляла их в предложения, шутила, ругалась. Как-то супруги взяли Уошо с собой в гости к соседям, занимавшимися макаками – резусами. Когда они проходили мимо вольера, макаки начали бросаться на решетку и трясти ее. Уошо жестами сказала: «грязные обезьяны», видимо, себя она обезьяной не считала

Была очень интересная горилла Коко, блестяще владевшая амсленом, и она показала, что у обезьян есть много того, о чем люди не подозревают. Во многих трудах описан следующий случай: была зима, горилла сидела в комнате, за окном на подоконнике кто-то насыпал крошек. Коко смотрела, как птицы их ели. Зашел экспериментатор и жестами показал, что пора идти есть. Коко без улыбки жестами отвечает:

- Коко не может идти кушать.

- Почему?

- Потому что Коко птичка.

- Раз Коко птичка, почему ты не летаешь?

- Коко не птичка, Коко шутит.

 

Документальный фильм про гориллу Коко

 

Этот случай показывает наличие самосознания, которое, мы думали, свойственно только человеку. Если существо выделяет себя среди других, четко осознает, кто оно, это и есть самосознание. Обезьяны довольно сложны.

Человек научился обманывать, а обезьяны умеют обманывать?

Трудно сказать. В лобных долях находятся ассоциативные поля, связанные с контролем над эмоциональным состоянием и которые контролируют нашу лимбическую систему. У млекопитающих (собак, кошек) этого нет, есть ли это у шимпанзе, трудно сказать. Но мне приходилось видеть, как они обманывают друг друга и экспериментатора. Они могут прятать. Что самое удивительное, как рассказывают многие экспериментаторы, шимпанзе чувствуют обман и человеку трудно их обмануть. Видимо, мы мало обращаем внимание на то, что у нас сейчас стало невербальной коммуникацией. Чаще всего мы не обращаем внимания ни на жесты, ни на позу, ни на мимику, обращаем внимание на смысловую часть, которую передаем. А они только на невербальную коммуникацию и обращают внимание. Видимо, человек волей-неволей, пытаясь обмануть, чем-то – жестами, мимикой - выдает себя, и животные это чувствуют.

Когда мы говорим о происхождении речи, нет никаких сложностей с тем, как формируются понятия, они формируются легко. Очень много было экспериментов в Йельском приматологическом центре, когда шимпанзе обучали языку глухонемых, потом отправляли в стадо, и они учили других, и стадо начинало общаться на этом языке.

Прибрам учил шимпанзе по имени Сара при помощи магнитной доски и разноцветных фигурок – понятий разной формы. Она складывала целые сложносочиненные предложения, которые дети трех лет не говорят, и практически освоила синтаксис.

 

Эволюция голосового аппарата

Вопрос в том, как формировалась акустическая сигнализация, связанная с анатомическими особенностями голосового аппарата. Я здесь не вижу сложностей, т.к. предки встали на две ноги и угол прикрепления головы изменился: затылочное отверстие сместилось немного вниз и вперед. Естественная, не связанная с речью грацилизация черепа шла в эволюции и являлась тоже своего рода преадаптацией. Грацилизация не была связана с тем, чтобы человек научился говорить. Это другой процесс, но он способствовал формированию речевых структур. Еще Бунак писал о том, что при грацилизации нижняя челюсть становится меньше, это и есть некоторая преадаптация к речевой функции, не более того.

Как эволюция будет идти дальше, что будет с человеком?

Мне кажется, что эволюция на морфологическом уровне уже маловероятна. В эволюции человека с верхнего палеолита, а может быть, и раньше, существенную роль стал играть уже социальный фактор, а не естественная среда. Сейчас человек, по-моему, больше существо социальное, чем биологическое. Эволюция пойдет под воздействием социальных факторов, от которых будет меняться его социальность, не биология. Мне кажется, человечество подходит к определенному рубежу, когда звуковая сигнализация уже не удовлетворяет потребности человека. Информации гораздо больше, а звуковая передача информации имеет много минусов: она линейна, энергозатратна, длительна по времени.

Сейчас накопилось такое количество информации, что она должна натолкнуть человека на развитие новых систем для передачи этой информации. Что-то должно произойти, речь изживает себя. Мы всю жизнь учимся из-за того, что речь несовершенна. Должна появиться новая система сигналов для передачи информации.

 

Партнер проекта

В октябрьском номере American Journal of Physical Anthropology опубликована статья, поставившая перед исследователями больше вопросов, чем их было до нее. Предметом биохимического исследования стали зубы 41 человеческого скелета, раскопанных на острове Пасхи (Рапа Нуи), датируемые XV-XX веками н.э. (1400-1900 -е года).

 

Полинезийская крыса (Rattus exulans)

Содержание в зубах стабильных изотопов углерода (¹⁴С) и азота (¹⁵N) исследователи сравнили с содержанием этих изотопов в органическом материале останков животных, найденных в поселениях той же. Оказалось, что наибольшее соответствие наблюдалось с костями крысы, а точнее, её полинезийской разновидности (kiore). Ранее предполагалось, что в основу питания рапануйцев составляли морепродукты. Хотя эта гипотеза и не была подтверждена ранее никакими исследованиями, она выглядела вполне адекватной, ведь остров находится на значительном удалении от другой суши и доставка на него домашних животных затруднена. Такой тип питанияна островах Тихого океана встречается довольно часто, и обычно в нем крысы выполняют роль деликатеса, тогда как основу белковой пищи составляют полинезийские куры, редкие на Рапа Нуи, но известные в Южной Америке.

Также на острове выращивали ямс, сладкий картофель и бананы. Кроме того, Благодаря радиоуглеродным датам исследователи смогли определить, как менялась диета жителей острова с течением времени. Так, морепродукты стали появляться в рационе рапануйцев (и то – эпизодически) только после 1600 г. К сожалению, не было получено ни одной калиброванной даты, относящейся к ранним периодам заселения острова: эпохе предшествовавшей моаи (X(?)-XII вв.н.э.) и времени ранних моаи (XIII в.н.э.).

Относительно причин возникновения такого удивительного рациона на острове Пасхи учёные выдвинули несколько гипотез. Так, авторы статьи предположили, что доступ к рыбе и другой океанической пище был только у островитян, принадлежавших к высшим слоям общества. По мнениюЭмми Коммендадор, причиной «крысиной диеты» на острове Пасхи были природно-климатические условия, затруднявшие ловлю рыбы. Другой археолог Джон Даджонсчитает, что быстрота размножения крыс и многочисленность потомства могли сделать разведение крыс очень выгодным занятием. Также исследователи связывают «крысиную диету» с культом предков, получившим свое воплощение в гигантских статуях моаи: все моаи, которые были обнаружены в вертикальном положении, были обращены лицом к острову, а не к океану, что должно было символизировать сухопутный характер быта и пищевых предпочтений. Исследование выявило, что покойники ели крыс незадолго до своей смерти, поэтому можно предполагать и особую «крысиную диету» для умирающих, которая должна была подготовить их к встрече с предками в далекой стране Хива.

«Крысиная диета» острова Пасхи могла развиться в связи с культом Тангата Ману (птице-человека). Хотя возник он около 1680 г., то есть тогда, когда моаи перестали возводить, вполне вероятно, что он восходит к эпохе моаии отражает верования рапануйцев более раннего времени. Ежегодно после весеннего (сентябрьского) солнцестояния вплоть до 1888 г. все мужчины острова отправлялись на соседний островок Моту Нуи, чтобы найти первые яйца темной крачки (ману тара). Тот, кому удавалось найти яйцо и вернуться в селение Оронгона Рапа Нуи первым, становился Тангата Ману и в течении следующего года пользовался почтением у жителей острова, его считали пророком, угодным богу Маке-Макеи его богам-помощникам. Клан к которому принадлежал Тангата Ману получал исключительное право собирать птичьи яйца на Моту Нуи в этом году. Темная крачка, способна совершать длительные перелеты над океаном, поэтому вполне логично, что рапануйцы избрали её своим священным животным.

Хотя историяи хронология острова Пасхи во многом остаётся спорной, но он явно, вплоть до непродолжительного инкского завоевания (1480-е гг.н.э.), служил мостом в контактахмежду Полинезией и Южной Америкой. Поэтому и местные жители и мореплаватели других островов считали Рапа Нуи священной землей птице-человеческого божества. Рыба и другие морепродукты, составляющие естественный рацион темной крачкибыли табуированы и доступны только для жречества, вождей и Тангата Ману.

 

Интеллектуальный партнер проекта

Группа ученых из Айовы, Огайо и Колорадо установила, что у мужчин носы в среднем на 10% больше чем у женщин. Для этого они измерили носы у 290 человек в возрасте от трех до двадцати лет.

Разница, согласно полученным данным, появляется не сразу, до 11 лет носы у всех одинаковые. Потом происходит половое созревание, и появляются различия в строении тела. Именно этими различиями авторы и объясняют потребность в разных носах. У мужчин, даже при одинаковом весе, больше мышечная масса, а мышцы - одни из основных потребителей кислорода в организме. Носы большего размера позволяют вдыхать больше кислорода.

Примечательно, что разница похожей природы в размере носа есть и между современным человеком и его предшественниками, например, неандертальцами. У ранних людей мышцы составляли больший процент от массы тела, соответственно, потребляли больше кислорода. У Homo sapiensпотребность в кислороде была ниже, поэтому и размер носа уменьшился.

 

Интеллектуальный партнер проекта

Систематические археологические раскопки, проходящие в Сейитёмер-Хёйюк (Seyitömer Höyük, близ современного города Кютахья в Турции) в последние годы открылибыт и ремесленные производства эпохи Бронзы, но самым удивительным открытиемстали обнаруженные во время раскопок 2006-2011 годов четыре черепа с «законсервированным» головным мозгом.

Осенью 2013 года в журнале «Homo: JournalofComparativeHumanBiology» было опубликованы результаты комплексного исследованияэтих остатков, проведённого группой турецких биологов под руководством Мерича Адила Алтынёза. Компьютерная томография наиболее хорошо сохранившегося образца исследовала функциональное состояние больших полушарий, промежуточного и заднего мозга. Биохимическое исследование выявило наличие в головном мозгу, костях и зубах высокие концентрации щелочных веществ. Это позволило определить обстоятельства, способствовавшие консервации головного мозга. Люди, чьи черепа сохранили остатки головного мозга, погибли во время пожара, а их мозг сварился в огне и золе. Обружившиеся стены зданий послужили надёжной защитой от аэробных бактерий, способствующих разложению. Под воздействием анаэробных бактерий трупы превратились в жировоск (адипоцир). Дальнейшей консервации трупов способствовала почва богатая калием, магнием, алюминием и бором. Эти элементы обеспечили щелочную среду, препятствовавшую окислению и разложению тканей головного мозга.

 

Фото: Halic University

Мозг, найденный в Кютахье, является древнейшим из найденных на сегодняшний день, он датируется концом IIIтыс. до н.э. Поскольку органические вещества легко разлагаются, археологи имеют дело преимущественно с неорганическими остатками (костями, керамикой, камнем). Каждая находка органики уникальна, но находка остатков головного мозга уникальна вдвойне. Как отмечает антрополог Франк Рюлииз университета Цюриха, степень сохранности мозга найденного в Сейитёмер-Хёйюк феноменальна. Ткань головного мозга богата ферментами, которые способствуют жизнедеятельности мозга, но после смерти они же стимулируют его разложение, поэтому случаи, когда археологи находят мозг в той или иной степени сохранности весьма редки. Таков, например, мозг ребенка замерзшего более 500 лет назад в Андах. В этом случае сохранению мозговой ткани способствовал холод. Другим примером омыления трупа с сохранением его головного мозга служат останкиребенка XIIв.н.э. , найденные на северо-западе Франции. Древние египтяне сохраняли головной мозг в процессе мумификации, его помещали в отдельный погребальный сосуд – канопу. Любопытно, что египтяне знали об антиоксидантных свойствах бора, его значительные концентрации были выявлены при анализе мумий Тутанхамона и мумий из Дейр-эль-Бахри.

Причины пожара, погубившего Сейитёмер-Хёйюк до конца не выяснены. Поскольку поселение располагается в сейсмически активной зоне, археологи предполагают, что пожар мог быть вызван землетрясением. Вместе с тем, время гибели поселения (конец IIIтыс. до н.э.) относится к числу сложных в геополическом плане периодов в истории Анатолии. Около 2200 г. до н.э.климатические катаклизмы запустили волну миграций, отмеченную во многих регионах Старого Света. В это время индоевропейские племена (обычно отождествляемые с предками фракийцев) обитавшие ранее на Балканах перешли Босфор и захватили Малую Азию. Мигранты вторглись на полуостров сжигая и уничтожая всё на своём пути. Одним из поселений, оказавшихся на их пути был город Сейитёмер-Хёйюк. В последующее время в Кютахье (античный город Cotyaeum) отмечено присутствие балканской керамики, а сам город служил местом культа фракийской богини Котито (Котис), которая и дала своё имя городу. Она почиталась как великая богиня-мать. Оргиастические ритуалы Котито проходили в Котиэе (Кютахье) вплоть до римского времени. По всей видимости именно переселение фракийских племён с Балкан и послужило причиной гибели поселения Сейитёмер-Хёйюк.

Обычно считается, что c проблемой кариеса человечество столкнулось после появления земледелия. Коллектив ученых из Великобритании и Марокко в статье, опубликованной недавно в Proceedings of the National Academy of Sciences, пытается доказать, что кариес был известени раньше - в эпоху охоты и собирательства.

Исследователи из Оксфордского университета, лондонского Музея естественной истории и Национального института археологических наук и наследия Королевства Марокко (INSAP) изучили останки 52 человек, живших на территории Марокко в период от 15000 до 13700 лет назад. Их скелеты были найдены в пещерах Тафоральт на северо-востоке страны. Относятся они к позднему палеолиту. Выяснилось, что более половины обследованных зубов имеют следы разрушения эмали и кариозные полости. Не нашлось таких полостей лишь у трех обследованных индивидов. Доктор Изабель де Гроотиз Музея естественной истории говорит, что обитатели пещер Тафоральт очень часто страдали от зубной боли.

Основу питания этих людей составляли собираемые ими желуди, сосновые семена и наземные моллюски. Антрополог Луиза Хамфри, руководившая исследованием, считает, что именно желуди были главной причиной возникновения кариеса. Кислоты, образовывавшиеся во время брожения углеводородов, разрушали зубную эмаль. К тому же желуди перемалывались в муку на каменных жерновах. Мелкие частицы камня, попадая в муку, также повреждали эмаль и создавали условия для развития кариеса.

Археологи из Британского музея, Лондонского музея естествознания и Университета королевы Марии обнаружили на восточном побережье Англии отпечатки человеческих ног 800-тысячелетней давности. Как пишутисследователи из музея естествознания, найденные отпечатки ступней могут оказаться древнейшими в Европе.

Следы были найдены на палеолитической стоянке Хейсборо в графстве Норфолк во время морского отлива. Ученые засняли отпечатки, появившиеся при сходе воды. На видео заметны вытянутые впадины, оставленные ногами древних людей на песке и впоследствии окаменевшие.

По снимкам ученые составили трехмерную модель исхоженной поверхности. При ее изучении они пришли к выводу, что следы принадлежали группе людей из пяти человек. Вероятно, это была семья с детьми.

На некоторых отпечатках ученые смогли различить пятку, стопу и пальцы ноги. При этом самые большие следы принадлежали обладателю 42-го размера стопы. Рост наследивших на пляже составлял от 90 до 170 сантиметров.

800 тысяч лет назад Великобритания еще не была окончательно отделена от Европы. На месте деревни Хейсборо жили собиратели и охотники вида Homo antecessor.

13 марта в Государственном Дарвиновском музее состоялась публичная лекция эксперта-криминалиста, главного специалиста Бюро судебно-медицинской экспертизы Департамента здравоохранения Москвы Сергея Алексеевича Никитина«Судебная медицина и история России. Реконструкция головы по черепу: дальнейшее развитие метода». Лекция прошла в рамках программы выставки «Вглядись в моё лицо», посвященной 90-летию антрополога Галины Вячеславовны Лебединской.

Первые попытки воссоздать облик человека по его черепу начались еще во второй половине XIX века в Германии. Они были вызваны интересом к находкам останков людей каменного века и более ранних предков человека, которых к тому времени накопилось уже немало. В результате возникло желание увидеть, как выглядели наши предки. Один из первых опытов реконструкции принадлежит немецкому антропологу Герману Шаафхаузену (Hermann Schaaffhausen, 1816—1893), исследовавшему первые известные науке останки неандертальца. Следующие попытки осуществляли анатом и зоолог Юлиус Кольманн (Julius Kollmann, 1834—1918) и ряд других исследователей. Так как научный метод был еще не выработан, реконструкции оказывались во многом интуитивными. При попытках проверить точность реконструкции получалось, что два автора с одного черепа создавали непохожие портреты. Всё это несколько разочаровало ученых в перспективах такой реконструкции, поэтому на некоторое время работы прервались.

Разработка научного метода, позволяющего добиваться результатов, которые выдерживали бы проверку на точность, принадлежит Михаилу Михайловичу Герасимову (1907—1970). Ему удалось установить зависимости, связывающие строение костей черепа с расположенными поверх мягкими тканями. Для этого Михаил Герасимов провел масштабные исследования в моргах, определяя такие зависимости, а затем сделал контрольные опыты, восстанавливая облик по черепам и сопоставляя результат с фотографиями. Академик Борис Раушенбах, близко знакомый с Михаилом Герасимовым, в воспоминанияхо нем описывал, как для проверки метода Герасимова ему давали на реконструкцию, например, череп папуаса, привезенный в Россию Миклухо-Маклаем. Чей череп, конечно, не сообщалось, но получившийся скульптурный портрет обладал характерными папуасскими чертами.

Михаилу Герасимову принадлежат реконструкции внешнего облика целого ряда гоминид: австралопитека, гейдельбергского человека, неандельталеца. Он установил, как выглядели люди с палеолитических стоянок Сунгирь. Созданы им и портреты многих исторических деятелей: Ивана Грозного, Ярослава Мудрого, Тамерлана, Улугбека, Андрея Боголюбского.

Лаборатория пластической реконструкции, созданная Михаилом Герасимовым, работает и в наши дни. Ее сотрудниками было сделано немало интересных работ. Также ученики Герасимова продолжили совершенствовать методику. Например, Галина Вячеславовна Лебединская в кандидатской диссертации создала метод реконструкции профиля носа – очень сложной для восстановления части головы. Чтобы выявить закономерности, связывающие строение лицевых костей и хрящей носа, она проанализировала тысячи рентгеновских снимков. Снимки были сделаны в мягких лучах, позволяющих зафиксировать не только кости, но и облик мягких тканей.

В целом метод реконструкции головы по черепу развивался в основном в сфере археологии, где позволял увидеть лица людей прошлых эпох, и палеонтологии, в которой он применялся для воссоздания облика гоминид. Хотя в целом ряде случаев к Михаилу Герасимову обращались за помощь следственные органы, полное признание этого метода в криминалистике пришло несколько позднее. В 1983 году реконструкция головы по черепу вошла в официальный перечень экспертиз, которые выполняют отечественные судебные эксперты. Следователи получили возможность назначать такую экспертизу.

Сергей Алексеевич Никитин, осваивавший метод реконструкции по черепу под руководством Галины Вячеславовны Лебединской, в области судебной медицины много лет. Надо сказать, что в криминалистике методика воссоздания лица постоянно проходит проверку на точность. Ведь созданный экспертом портрет предъявляется для опознания в числе нескольких других портретов людей того же пола и близкого возраста. И такие проверки реконструкции успешно проходят.

Но, работая в бюро судебно-медицинской экспертизы, Сергей Никитин не раз помогал не только криминалистам, но и историкам. Лишь о нескольких интересных случаях такой работы он успел рассказать в лекции.

Во второй половине 1980-х он работал в Киево-Печерской лавре, где выполнил реконструкцию облика нескольких святых XI – XII веков, которые покоятся в Ближних пещерах лавры. Среди них были святой Агапит, считающийся первым врачом в Киевской Руси, первый игумен лавры Варлаам (обнаружилось, что у него была прижизненная травма – рубец на черепе от удара мечом или топором). Восстанавливая облик летописца Нестора, Сергей Никитин по асимметрии в развитии костей определил, что Нестор был правшой, и выполнил помимо скульптурного портрета также и реконструкцию правой руки. Создал он и портрет Илии Печерского, известного как Илья Муромец. Судя по следам ранений, например, переломам ключиц, этот человек действительно участвовал в битвах.

 

Летчик В. Я. Косоруков. Реконструкция С. А. Никитина

Интересный случай был в 1986 году, когда Сергей Никитин сделал портрет по черепу летчика, погибшего в 1941 году под Москвой. Сбитый самолет упал в болото в окрестностях деревни Ильятино. Останки летчика поисковый отряд нашел лишь в 1985 году. Портрет, выполненный Никитиным, был показан по телевидению, и этого человека удалось опознать. Им оказался младший лейтенант Василий Яковлевич Косоруков. Сейчас погибший летчик похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище.

Это был не единственный случай, когда Сергей Никитин работал над останками времен Второй мировой. Например, он содействовал японской организации, занятой поисками могил японских военнопленных, чтобы перезахоронить их на родине. Так как лагеря для военнопленных в Советском Союзе были смешенными, в них находились и немцы, и румыны, и венгры, и итальянцы, определить, где среди захоронений умерших в плену находятся японцы, не прибегая к антропологической реконструкции невозможно.

Довелось работать Сергею Никитину и с останками черепа Адольфа Гитлера, которые хранятся в Государственном архиве Российской Федерации. В данном случае целью было не воссоздание портрета, а идентификация хранящихся в архиве костей с фотографией, сделанной в 1946 году при обнаружении останков Гитлера. Идентичность подтвердилась. Во время этого исследования обнаружилось выходное пулевое отверстие на теменной кости Гитлера.

В начале 1990-х была, пожалуй, самая знаменитая реконструкция, выполненной Сергеем Никитиным. Он работал с обнаруженными под Екатеринбургом останками семьи Николая II. Сергей Никитин выполнил портреты Николая, Александры Федоровны, их дочерей Ольги, Татьяны, Анастасии, а также расстрелянных вместе с царской семьей врача Е. Боткина, горничной А. Демидовой и камердинера А. Труппа. На черепе Николая обнаружились следы давнего ранения, которое он получил в 1891 году, когда, еще будучи наследником престола, посещал Японию. Покушавшийся, японский полицейский, стоявший в оцеплении, сумел нанести по голове Николая два удара саблей. Точную локализацию ранений для сопоставления со следами на черепе, Сергей Никитин смог установить благодаря описаниям, сделанным врачами в 1891 году, а также благодаря хранящейся в Эрмитаже шляпе, которая была на Николае в момент покушения.

 

Софья Палеолог. Скульптурная реконструкция С. А. Никитина

Довелось Сергею Никитину работать и с останками великих княгинь, которые покоятся в Архангельском соборе Московского Кремля. Традиционно усыпальницей жен и дочерей московских князей служил другой кремлевский монастырь – Вознесенский. Но этот монастырь был взорван в 1929 году. Реставратор Николай Померанцев сумел тогда организовать перенос гробниц в подвальную палату Архангельского собора. В 1990хгоах в ходе реставрации гробницы были исследованы, и Сергей Никитин смог сделать портреты целого ряда женщин, оставивших след в русской истории. Это Софья Палеолог, Елена Глинская, жена Дмитрия Донского Евдокия, Ирина Годунова – сестра Бориса Годунова и жена царя Федора Иоанновича, третья жена Ивана Грозного Марфа Собакина, первая теща Ивана Грозного Ульяна Федоровна (в монашестве Анастасия), племянница Ивана Грозного Мария Старицкая, мать Дмитрия Шемяки Анастасия Звенигородская.

Случалось, что Сергей Никитин работал не в стенах лаборатории, а в условиях Крайнего Севера. Это случилось, например, когда в селе Усть-Оленёк была изучена могила путешественников Василия и Татьяны Прончищевых. Лейтенант Василий Прончищев на судне «Якутск» в 1735-1736 годах исследовал побережья моря Лаптевых. Он умер 29 августа, а через 14 дней умерла и путешествовавшая вместе с мужем Татьяна. Оставшиеся члены экипажа, который возглавил Семен Челюскин, похоронили супругов на берегу возле устья реки Оленёк.

Другой случай работы в Арктике произошел также в море Лаптевых, на острове Котельный. Там находится могила умершего в 1902 году Германа Вальтера, врача из экспедиции Эдуарда Толя, искавшей легендарную Землю Санникова. Из-за воздействия вечной мерзлоты могила разрушилась, поэтому было необходимо перезахоронить Германа Вальтера. Но в процессе перезахоронения была проделана идентификация черепа умершего с прижизненной фотографией Вальтера. Это первый случай такой идентификации в полевых условиях.

Еще один опыт идентификации связан с поисками могилы генерала Белой армии Владимира Каппеля. Он умер недалеко от Нижнеудинска, но из-за опасений, что могила Каппеля будет разрушена наступающими красными, его похоронили лишь в китайском Харбине, возле Иверской церкви. В 1950-х годах надгробие было разрушено, и могила затерялась. Найти ее удалось, благодаря сделанным в 1946 году фотографиям, а окончательно подтвердить личность погребенного смогли при помощи судебно-медицинской экспертизы. Сейчас Владимир Каппель похоронен в Москве, в Донском монастыре.

Рассказал Сергей Никитин и о ряде методов, разработанных им для совершенствования реконструкции облика по черепу. Это, например, определение степени выступания глазного яблока, позиции углов глаз, адаптация компьютерной программы для сравнительного исследования черепа и прижизненной фотографии. В результате работы этой программы исследование, которое ранее занимало около 10 часов, выполняется за 10 минут.

На севере Франции при изучении захоронения кельтской женщины, сделанного приблизительно 2300 лет назад, археологи обнаружилисделанный из железа искусственный зуб, по форме повторяющий резцы этой женщины.

Находка была сделана в Ле-Шен (Le Chêne), в регионе Шампань – Арденны, юго-восточнее Парижа. Погребение с богатым инвентарем было изначально окружено частоколом, рядом с раскопанной могилой находятся могилы трех других женщин. Археологи нашли бронзовые торки (шейные гривны), браслеты, броши, пояса, бруски железа, служившие в то время платежным средством, а также украшения из кораллов и янтаря.

Искусственный зуб, как полагают ученые, был вбит в челюсть женщины уже после смерти, при подготовке к погребению. При жизни процесс его вставления был бы слишком мучителен и мог бы привести к смертельной инфекции. Этот зуб приблизительно на 400 лет старше железного зуба, обнаруженного в 1990-х годах в другом кельтском погребении на территории Франции, в Эсоне (Essonne).

Ученые предполагают, что идея искусственных зубов проникла к кельтам от живших на территории Италии этрусков, которые изготовляли такие зубы из кости или зубов животных.

У физических антропологов юбилейный год - исполняется 130 лет со дня рождения специалиста по Средней Азии Л.В. Ошанина, 110 лет – антрополога, этнографа и археолога М.Г. Левина, 100 лет – знатока антропогенеза М.И. Урысона, 90 лет – пластических реконструкторов Г.В. Лебединской и Т.С. Сурниной, 85 лет – крупнейшего палеоантрополога И.И. Гохмана, 80 лет со дня рождения основателя российской школы одонтологии и специалиста по происхождению человека А.А. Зубова и др.. 

В связи с этим 16-17 октября Центр физической антропологии ИЭА РАН провел конференцию «Памяти посвящается…», чтобы  вспомнить многих и многих ушедших, но не забытых коллег-антропологов, внесших свой немалый вклад в развитие физической антропологии.

Первыми из цикла интервью с антропологами об антропологах мы публикуем воспоминания заведующего Центром физической антропологии ИЭА РАН, д.и.н. Сергея Владимировича Васильеваоб ученице антрополога, автора метода пластической реконструкции Михаила Михайловича Герасимова – Галине Вячеславовне Лебединской (1924 - 2011). 

14 февраля этого года исполнилось бы 90 лет со дня рождения Галины Вячеславовны Лебединской. Сергей Владимирович, вы дружили с Галиной Вячеславовной,  расскажите, как она появилась в отделе, как решила заниматься пластической реконструкцией и каков был ее путь в науке. 

Галина Вячеславовна окончила аспирантуру Второго медицинского института по специальности «нормальная анатомия». В то время С. П. Толстов, директор Института этнографии РАН, пригласив Михаила Михайловича Герасимова в институт в 1950 г., дал ему возможность создать свою лабораторию. До этого у Михаила Михайловича лаборатории не было, но известно, что метод он разработал в середине 30-х гг. Его первые реконструкции появились в 1937-1938 годах и одна из первых – это Андрей Боголюбский. Начал он ее разрабатывать, насколько я понимаю, еще работая в Эрмитаже в Ленинграде. И вот Михаил Михайлович в 1950 году, по сути дела на пустом месте создает лабораторию.

Каким-то образом Галина Вячеславовна узнала про это. Как она рассказывала, ноги сами понесли ее к Герасимову, и она чуть ли не бежала, чтобы успеть, чтобы вместо нее кого-то не взяли. После того как они пообщались, Михаил Михайлович мог предложить ей ставку старшего лаборанта, других ставок в его распоряжении не было. С этого началась лаборатория. Потом Михаил Михайлович взял еще двух сотрудниц. Это были Таисия Сергеевна Сурнина, окончившая кафедру антропологии, и Наталья Николаевна Мамонова, по образованию эмбриолог. Вот эти три барышни и были при нем. Чуть позже он взял Ираиду Васильевну Каширину, которая была до конца работы Галины Вячеславовны форматором, то есть она делала отливки реконструкций. Лаборатория создавалась тогда при отделе и числилась при отделе антропологии Института этнографии РАН.

Первое помещение лаборатории пластической реконструкции, Пятницкая, 12. М.М. Герасимов с ученицами: слева - Г.В. Лебединская, справа - Т.С. Сурнина 

Таким образом, Галина Вячеславовна попала в штат и стала изучать метод Герасимова. После смерти Михаила Михайловича вопросов, кто возглавит лабораторию, не было. Сразу было понятно, что заведовать будет Галина Вячеславовна. Она вместе с Михаилом Михайловичем, как нормальный анатом, проходила все судмедэкспертные опыты, все вскрытия трупов. Впрочем, как и Наталия Николаевна, как и Таисия Сергеевна. На их счету несколько контрольных опытов. Даже большая часть экспериментов и опытов делалась ее руками. Более того, когда Михаил Михайлович, по-моему, в 1963 году привлекался к вскрытию могилы Ивана Грозного в Кремле и его сына (потом, после изучения останков, для реконструкций облика Грозного и царевича Фёдора делались отливки) в комиссию по захоронению он взял именно Галину Вячеславовну, а также Таисию Сергеевну и его дочь. Есть документальный фильм: именно Галина Вячеславовна залезает в гробницу и укладывает кости Ивана Грозного, поскольку она была хрупкой и маленькой женщиной.

Есть несколько интервью с самой Лебединской, где она говорит, что просыпалась совершенно счастливой от того, что у нее есть любимая работа, она все время жила этой самой работой.

Галина Вячеславовна защитила кандидатскую диссертацию, когда Михаил Михайлович лежал в больнице, а диплом получила уже после того как его не стало. Именно она дальше совершенствовала метод реконструкции (сначала графической, а потом и скульптурной), именно она, изучая трупы, рентгены, более точно разработала, как реконструировать среднюю часть лица, нос. Ее метод формирования мягкой (хрящевой) части носа при создании реконструкции сейчас признан практически во всем мире. Все создаваемые реконструкции основаны на методике Галины Вячеславовны, которая легла в основу ее кандидатской диссертации.

Она много работала в графической реконструкции и была очень изобретательна. Вывозить мумии из Египта нельзя, поэтому Галине Вячеславовне присылали много рентгеновских снимков мумий. Она много работала с рентгеновскими снимками и очень хорошо их читала: описывала их, делала по ним графические реконструкции. Я знаю, что ей присылали снимки из Британии.

В свое время Михаил Михайлович по каким-то своим соображениям вывел лабораторию из отдела антропологии. Я появился в институте в начале 90-х годов, когда Галина Вячеславовна уже 20 лет, с 1973 года была заведующей. Надо сказать, что Галина Вячеславовна всегда, до конца своей жизни курила. Так за сигареткой мы один раз поболтали, второй раз поболтали, и она мне постоянно предлагала: «Сергей, давай я тебя научу реконструкции», а я все время отказывался. Поэтому, получилось так, что с одной стороны, я не являюсь ее сотрудником, коллегой по лаборатории, с другой стороны, не являюсь ее учеником. Мы просто дружили, если возможна дружба между людьми, разница в возрасте у которых около сорока лет. Мне было 29, а ей – 69 лет. Мы много разговаривали на разные темы и много курили.

Графическая реконструкция  - вещь очень интересная. Галина Вячеславовна со мной часто делилась своими соображениями, рассказывала, что пыталась рисовать лица людей в разных стилях, стилях разных художников. То же самое она пыталась делать и в скульптуре. Помимо того, что она была действительно профессиональным анатомом, медиком и биологом, она была художественно одаренной. Хорошо разбиралась в искусстве, живописи и пыталась воплотить в жизнь свое видение. У Галины Вячеславовны даже есть несколько графических реконструкций в цвете, акварелью, которые она никому не показывала и никогда не публиковала. Я их видел, и это очень интересные рисунки, хотя и ненаучные. Научное изображение лица и художественное изображение - это, все-таки, разные вещи, которые служат разным целям. С другой стороны, когда ты делаешь какую-нибудь графических серию лиц славян XIII в., то почему бы их не сделать в цвете, оживить лица?

Галина Вячеславовна была известна за рубежом как скульптор, который работает в разных стилях. Поэтому, ей дарили даже восковые реконструкции. Помню, ей подарили, восковой бюст Ивана Грозного. Она принесла его показывать, а мне чуть плохо не стало. Он был как живой. Прислали из Голландии и, как было писано, делали его лицо по реконструкции Михаила Михайловича. Только тут оно было восковое с настоящими волосами. В прошлом году на конференции, посвященной 105-летию со дня рождения М.М. Герасимова, говорили о том, что реконструкции с живыми глазами и настоящими волосами начали делать давно, лет 20 назад. И Галине Вячеславовне такие вещи дарили, но они, конечно, не выставочные.

Г.В. Лебединская за работой с черепом

Галина Вячеславовна была действительно талантливый, художественно одаренный человек. Она не только занималась живописью, она сочиняла очень много стихов. У нее были поэмы на злободневные политические темы, про все, что происходило в 90-е  годы в России. Она приходила с утра, мы с ней курили, и она говорила: «Сергей, я вот ночью не спала, сочинила поэму про Ельцина», и зачитывала наизусть эти поэмы. У меня где-то были записочки. Кое-что я сохранил, и, по-моему, ни у кого не осталось ее стихов.

У нее понятный был почерк?

Почерк у нее был хороший.

Жесткая рука?

Жесткая рука, да. Галина Вячеславовна была изобретательная. Вместе с Маргаритой Михайловной они изобрели и опубликовали прибор, которым почему-то никто не пользуется. Статью о нем они опубликовали в Советской этнографии в 1966 году

Галина Вячеславовна во время войны ,была с семьей в эвакуации в Казани, а в 1942 год вернулась в Москву. Когда мы разговаривали, она много вспоминали про войну, она была ветераном тыла - на 9 мая ее всегда поздравляли. Она рассказывали о том, как копали окопы для обороны Москвы. 

А с какими материалами, сериями она работала?

Галина Вячеславовна много с кем и с чем работала. Если идти по хронологии, то у нее есть реконструкции, связанные с эволюцией человека. Из них довольно много графических, но есть и скульптурные. В частности, ею сделана реконструкция находки из Тотавель (Араго XXI). Там было немножко деформированное лицо (маска), поэтому она сделала отливку, подпилила, подправила это лицо и потом сделала реконструкцию. По современной систематике тотавельский человек – это гейдельбергский человек.

На ее счету ряд других палеолитических реконструкций, большие серии по энеолиту (по Сахтышу), реконструкции по останкам из Пепкинского могильника.

Галина Вячеславовна реконструировала и исторические лица. Например, она сделала реконструкцию моего национального героя – Архипа Перттунена – человека, который сочинял байки. Его рассказы потом Лённрот записал как «Калевалу». Есть известная история про то, как фольклорист Элиас Лённрот приезжал в Карелию к Архипу Перттунену и тот ему рассказывал сказки про Вяйнямёйнену и прочих товарищей. Лённрот записал их как «Калевалу» со слов Архипа Перттунена. Могила сказителя была вскрыта Ильей Иосифовичем Гохманом и его командой в Карелии. Потом Галина Вячеславовна сделала очень интересную реконструкцию.

Скульптурный портрет Архиппа Перттунена работы Г.В. Лебединской

Еще есть портреты древних москвичей, выполненные Лебединской. Это XVII век, мужчина и женщина, реконструкции делалась по черепам из кладбища в центре Москвы. Там, где сейчас на Манежной площади находятся подземные бутики, было два кладбища при двух церквях.

Мне посчастливилось, например, иметь дело с Галиной Вячеславовной, когда я писал статью по Египту о тайне так называемого «золотого гроба». В 1905 году в гробнице Долины Царей был вскрыт саркофаг. С этим саркофагом связано много загадок. На нем было затерто имя и было жизнеописание царицы Теи, жены Аменхотепа III. Кирпичи, на которых стоял саркофаг, были с именем Эхнатона. Гроб был женский. Его крышка была разрушена, и поэтому мумия истлела, внутри остался только скелет. И вот, начиная с 1905 года многие исследователи изучали этот скелет, чтобы выяснить – кому же он принадлежал. Были предположения, что это сам Эхнатон или Аменхотеп IV. Высказывались мнения, что это его старший сын Сменхкара.

Мне удалось достать фотографии, в том числе черепа, и провести свою экспертизу этих останков. Галина Вячеславовна сделала по фотографиям графическую реконструкцию. Поскольку сохранились скульптурные изображения Сменхкары, мы смогли сравнить их и реконструкции и в итоге пришли к выводу, что это именно Сменхкара или Семекхера.

Галина Вячеславовна преподавала, вела лекции, практические занятия?

Нет. Галина Вячеславовна не преподавала в плане лекций, но практически все сотрудники лаборатории пластической реконструкции: и Татьяна Сергеевна Балуева (Царствие ей небесное), и Елизавета Веселовская, и Ольга Григорьева, и Марина Бутовская, - это все ученики Лебединской.

Но самым любимым, и, на мой взгляд, самым важным ее учеником был и остается Сергей Алексеевич Никитин, который работает в судмедэкспертизе. Он имеет примерно такой же взгляд на реконструкцию, что и Галина Вячеславовна: он все время говорит о том, что скульптурная реконструкция – это чистейшая наука, что это методика, которая основана на науке.

Более того, Сергей Алексеевич стал дальше разрабатывать методику реконструкции, в частности, носа. Он следует методике восстановления носа, разработанной Галиной Вячеславовной: выступающая хрящевая часть равна, если провести зеркальный контур, углублению грушевидного отверстия. Но важно было понять, насколько хрящик носа приспущен, он приподнят или он прямой. Сергей Алексеевич разработал методику определения формы кончика носа по подносовому шву. Как выяснил Никитин, именно подносовой шов задает хрящевую носовую перегородку, и, соответственно, если он приспущен, то и нос будет приспущен, если он немножко задран, то и нос будет курносый. Сергей Алексеевич также много занимался вопросами постановки глазного яблока.

Портрет Г.В. Лебединской. Фото - Ю.В.Простяков/агенство печати «Новости»

Важно и то, что он сохранил, как мне кажется, и то, что Галина Вячеславовна взяла от Михаила Михайловича Герасимова, и то, что передать смогла только ему. Это - умение сохранить художественность восприятия лица человека, которого уже нет. То есть лица, которые делает Никитин, все с эмоциями. Живого лица без эмоций не бывает. Лица, которые при помощи скульптурной реконструкции восстанавливала Галина Вячеславовна, они все живые, как и у Михаила Михайловича. Точно так же делает и Никитин.

Например, вот реконструкция, семьи Романовых, последнего императора. Его реконструкция Софьи Палеолог (бабушки Ивана Грозного), Ильи Муромца. Они все живые.

И она его всегда защищала. Я помню, когда мы в 1997 году с Никитиным были в комиссии по Романовым и Сергей Алексеевич делал реконструкции Николая II, я заметил неувязочку, и говорю: «Галина Вячеславовна, по-моему, он неправильно делает рот..». Это было связано с тем, что у Николая не было передних резцов, а когда они были – они были очень сильно прогнатные, выступающие вперед, чтобы это скрывать он усы носил. Когда восстанавливали облик, Никитин сначала зубы поставил прямо и тем самым рот немножко приспустил получается. А у Николая зубы расположены так, что можно палец засунуть между верхней и нижней челюстью. Рот по-другому надо было строить.

Лебединская была тоже в этой комиссии и мы тогда были в прокуратуре. Она на меня в курилке посмотрела и говорит: «Сергей, вы что, думаете, я не вижу? Я все вижу. Все вы правильно говорите. Никитин все знает уже, все исправлено. Сергей Алексеевич все сделал правильно. Я все видела». Надо сказать, что это у них взаимно. Он ее просто обожает, не смотря на то, что он пришел в реконструкцию через Герасимова - когда Никитин учился в мединституте Михаил Михайлович там прочел лекцию и тем самым заразил Сергея. Но когда он пришел в отдел учиться, Михаила Михайловича уже не стало, и его полностью обучала Галина Вячеславовна. Он взял от нее все-все-все самое хорошее, что можно было взять. Конечно, Галина Вячеславовна может считать себя счастливым человеком, потому что у нее есть такой ученик. 

А работы Лебединской где, в основном, хранятся? 

Практически все работы Лебединской хранятся в Лаборатории пластической реконструкции в Центре физической антропологии. Кроме того, часть работ Галины Вячеславовны находятся в музеях нашей страны. Я был в Дарвиновском музее на открытии выставки, посвященной 90-летию со дня рождения Галины Вячеславовны в феврале этого года. Теперь около десятка реконструкций Лебединской находятся там в постоянной экспозиции. Как сказала директор музея Анна Иосифовна Клюкина, без реконструкций Лебединской, как без реконструкций Герасимова, мы не мыслим выставку, посвященную антропологии и антропогенезу. 

Мне вспомнился пример успешной работы Галины Вячеславовны в тандеме с Александром Александровичем Зубовым. Идея сделать копию погребения двух сунгирских детей при помощи воскового слепка принадлежит Александру Александровичу, а реализовала ее Лебединская. Раньше никому это и в голову не пришло, зато теперь у нас в отделе, в нескольких музеях, в том числе ГИМе,есть прекрасные копии погребения.

В частности, есть книги по славянам, где есть графические реконструкции Галины Вячеславовны. Она делала реконструкции югославских влахов для книги «Влахи» Татьяны Ивановны Алексеевой.

В 2006 вышел альбом скульптурных и графических реконструкций «Облик далеких предков»… 

Мы собирали ее вместе с Галиной Вячеславовной, я помогал ей, делали кое-какие тексты. Дирекция назначила ответственным редактором книги академика Т.И. Алексееву, но я уговорил Маргариту Михайловну Герасимову стать вторым ответственным редактором книги. Я считаю, что книжка хорошо получилась. Галина Вячеславовна хотела сделать итоговый труд, книгу, в которой были бы собраны все ее работы. И мы это сделали. В книге есть все ее графические и скульптурные работы. 

Она ведь, наверное, уже раритет?

Да, тираж бы небольшой. У меня был небольшой грант, по проекту Президиума РАН, к сожалению, большой тираж оплатить мы не могли. 

Галина Вячеславовна до последнего ходила на работу? 

Да. Пока она не сломала шейку бедра. Тогда, стало понятно, что она уже не вернется, потому что в этом возрасте не срастается уже так, чтобы человек потом смог ходить. 

А у нее были какие-нибудь хобби? 

Я знаю, что она очень любила классическую музыку, очень любила поэзию и сама писала стихи. Что касается ее собственных художеств, я не видел, чтобы она рисовала что-то помимо реконструкций. Она очень хорошо чувствовала живопись, наверное, это семейное, так как по матери она из рода Анненковых, давшего знаменитого графика Ю.Анненкова. Вообще, ей была свойственна эстетитзация быта, повседневной жизни, любила красивую посуду, даже в своем преклонном возрасте была элегантна. 

Ее зять -  художник, и у Галины Вячеславовны дома висит несколько картин. Одна просто моя любимая картина. Она есть в фильме про Герасимова. Большого формата и написана в стиле Рембрандта, в стиле голландцев эпохи Возрождения. Темная картина, когда свет падает по диагонали, когда в моде были  анатомические театры. На этой картине изображены черепа и как Галина Вячеславовна делает реконструкцию. Зять нарисовал ее за работой.

Г.В. Лебединская с реконструкцией стрельца

У физических антропологов юбилейный год - исполняется 130 лет со дня рождения специалиста по Средней Азии Л.В. Ошанина, 110 лет – антрополога, этнографа и археолога М.Г. Левина, 100 лет – знатока антропогенеза М.И. Урысона, 90 лет – пластических реконструкторов Г.В. Лебединской и Т.С. Сурниной, 85 лет – крупнейшего палеоантрополога И.И. Гохмана, 80 лет со дня рождения основателя российской школы одонтологии и специалиста по происхождению человека А.А. Зубова и др.. 

В связи с этим 16-17 октября Центр физической антропологии ИЭА РАН провел конференцию «Памяти посвящается…», чтобы  вспомнить многих и многих ушедших, но не забытых коллег-антропологов, внесших свой немалый вклад в развитие физической антропологии.

Первым в цикле «Памяти посвящается…» вышло интервью антрополога Сергея Васильеваоб ученице антрополога, автора метода пластической реконструкции Михаила Михайловича Герасимова – Галине Вячеславовне Лебединской. Теперь мы публикуем воспоминания антрополога Татьяны Петровны Кияткинойоб учителе Льве Васильевиче Ошанине (1884 — 1962), антропологе и организаторе кафедры антропологии в Ташкентском университете, сыне знаменитого Василия Федоровича Ошанина путешественника, исследователя Средней Азии.

Вот и пришло время воспоминаний. Как странно, как странно…Казалось, оно никогда не придет. И будет всегда сегодня, а потому еще будет завтра, и так будет еще долго-долго…

 

Лев Васильевич Ошанин (1884-1962)

Ведь все было так недавно! – Ташкент, САГУ, биологический факультет, кафедра антропологии, Лев Васильевич…Эти удивительные вечера на Обсерваторской 20, в старом, дореволюционном, «русском» Ташкенте. Кто помнит Старый Ташкент, знает, какие дома тогда строились – это были одноэтажные массивные дома, сложенные из сырцового кирпича, оштукатуренные саманной глиной, без побелки. Стены были очень толстые – до 1 метра (летом жара не прогревает жилище, зимой стены не промораживаются).

Квартира Льва Васильевича состояла из двух больших комнат. Дверь в квартиру и окна обеих комнат выходили на просторную террасу; с перилами, резными балясинами. На улицу окна не выходили – это тоже особенность традиционного строительства. Попадали на эту террасу со двора, в который смотрело множество дверей и окон соседних квартир, число которых росло, росло, росло… «Люблю наш тихий двор!»- говорил Лев Васильевич, выходя на террасу и глядя в энергичную, пеструю и живую жизнь двора, где бегали собаки, крались на коротких лапах кошки, висело бесконечное белье, дымились мангалы и уютно беседовали соседи. Надо было видеть Льва Васильевича: легкая полуулыбка, добрые мягкие глаза, в которых изумление и принятие всего, что происходит, всего разнообразия жизни.

Войдя с террасы в квартиру, вы попадали в коридорчик; справа была маленькая кухня, в которой всегда трудилась Надежда Николаевна, крохотная пожилая дама, сестра Натальи Николаевны, жены Льва Васильевича. В большой комнате стоял громадный круглый стол на разветвленной «ноге». Я никогда не забуду этот стол с его замечательной «ногой», которая снизу разветвлялась на «лапы», на которые было удобно опираться ногами.

 

Лев Васильевич Ошанин со своей тётей Анной Фёдоровной Ошаниной. Около 1910 года

Стол был покрыт скатертью из сурового полотна без всяких изысков. Над столом висел огромный абажур, от которого на столе было светло. А кругом, уже в полумраке, были какие-то «углы и закуты», обжитые, уютные, функционально различные «территории», где обитали члены семьи Льва Васильевича.

В «углу» Натальи Николаевны жили, кроме нее, два ее пса и кот. Иногда кот откуда-то появлялся – сумрачный, нелюбезный. Появление этого кота в доме Льва Васильевича таково: как-то, будучи в Ташкенте, Георгий Францевич Дебец решил пойти в гости в Льву Васильевичу. День выдался дождливый, серый, холодный. Идя по улице, Георгий Францевич увидел маленького котенка, грязного, мокрого, худого. В общем, никчемного. Сердце Георгия Францевича дрогнуло, он взял котенка, вымыл его под водосточной трубой (тогда в Ташкенте с крыщ домов шли водосточные трубы, которые прекращали свое существование в полуметре от тротуара и на этой высоте из них извергалась вода неким подобием водопада), завернул в свой носовой платок и принес в дом Ошаниных.

Лев Васильевич не одобрил это подношение, но отвергнуть его не решился – все-таки сам Дебец…подарок есть подарок. Котенок был высушен, накормлен и принят в семью.

Когда я его видела уже взрослым, мне показалось, что он забыл свое ничтожное детство (или сделал вид, что забыл), и вел себя самостоятельно и несколько отрешенно, как и подобает достойным котам. Обоих псов он держал в большом почтении и уважении к себе.

Где-то в другом «углу» жила Наташа – внучка Льва Васильевича, прелестная девочка с дивными глазами на смугловатом нежном лице. Наш сокурсник, однажды увидевший ее, когда она вносила на подносе чай в кабинет Льва Васильевича, вспоминает об этом по сей день, как о «чудном виденье».

А какие изумительные, интересные беседы велись за этим круглым громадным столом, когда собиралась вся семья! На «огонек» приходили их друзья и добрые знакомые; бывало, приглашали туда и меня. Как я любила сидеть, смотреть на гостей, на близких Льва Васильевича, слушать, внимать всему, что говорилось за этим незабываемым столом! Я растворялась в удивительной атмосфере этого дома, такого русского, доброго…Это был интеллигентный стиль общения, стиль поведения. Здесь не было ничего «буржуазного», все было просто, чистосердечно и легко. Я помню, всегда подавали суп. Обыкновенный суп в обыкновенных тарелках. Лежали салфетки. Никаких колец, подставок под салфетки не было. Вообще не было никакой «буржуазности». Помню, много позже, когда Льва Васильевича уже не было, я, бывая в Ташкенте, всегда ходила «в гости» к Елене Львовне, на новую квартиру, в новом микрорайоне, выстроенном после землетрясения 1966 года. И там мне всегда предлагалась «тарелка супа», от которой я никогда не откзывалась. И всегда были запеченные с сахаром яблоки (такой десерт). (Здесь хочу заметить, что подавали суп и в семье Таси Сурниной («старики», конечно, помнят ее – прелестную, добрую, изумительную. Тасю, ее маму – Елизавету Ильиничну, замечательного Володю, мужа Таси, и их красавицу дочку – Ксенечку). Недавно я была в гостях у Риты Герасимовой, она тоже кормила меня вкусным супом).

Елена Львовна преподавала английский на кафедре германо-романских языков в САГУ. Шатенка, с слегка вьющимися пушистыми, причесанными на прямой пробор волосами, карие, широко расставленные глаза с такой же складочкой верхнего века, как у Льва Васильевича, несколько широкоскулое лицо с чуть смугловатой кожей, прекрасная линия рта – такой была Елена Львовна.

Как-то она была в командировке в Англии, в каком-то университете. Она мне показывала фотографии, книги, которые оттуда привозила, рассказывала много интересного и совершенно для меня, советского человека, непонятного. С большим юмором, помню, она рассказывала, как изысканные английские леди, с которыми ей довелось общаться, доверительно говорили ей: «Нам так повезло с королевой!» (Елизаветой II).

Но все это было уже «потом». А начиналось все, когда я стала заниматься на кафедре антропологии биолого-почвенного факультета САГУ. Он располагался в центре Ташкента, в здании бывшей женской гимназии, где до своего отъезда в Петербург в 1906 году был директором отец Льва Васильевича – Василий Федорович Ошанин.

Кафедра занимала две комнаты на первом этаже. Кабинет Льва Васильевича – маленькая комната, где, кроме его стола и кресла, помещался столик, где сидели секретарь и ассистентка кафедры. Напротив этой комнатки был огромный кабинет, на стеллажах стояли краниологические и остеологические коллекции. Там с нами занималась доцент кафедры Валентина Яковлевна Зезенкова. Там-то вот и находилась знаменитая коллекция черепов из Шейхантаура. (Ныне все костные материалы вновь преданы земле).

Уже в те годы Лев Васильевич очень часто чувствовал себя плохо и потому лекции нам он читал дома, в своем кабинете, заставленном стеллажами и громадными книжными шкафами. Мы приходили, садились к маленькому столику перед старинным, красного дерева столом, за которым сидел Лев Васильевич, и слушали неторопливую, обстоятельную лекцию. Наверное, это была даже не лекция, а беседа, рассказы об антропологии, идеях, людях…

Лев Васильевич подходил к стеллажу, брал нужную книгу, сдувал с нее  пыль, которая облачком (вернее – облаком!) взвивалась с книги. Это – лесс. Знаменитый азиатский лесс, это даже не пыль, а пудра, проникающая во все и постоянно. Лесс присутствует всегда и везде, он существует, он наполняет все собой, вы в нем живете.

Там же мы сдавали экзамены. Лев Васильевич давал нам вопросы и уходил из кабинета. (Куда? Насладиться тишиной двора?) Надолго. Вы представляете – сидеть одним, рядом конспекты, учебники, книги…Казалось бы,  ну посмотри, подгляди, спиши! Нет, не подглядывали, не смотрели, не списывали. Сидели, пытаясь извлечь из своих, увы, не больно обремененных знаниями голов нечто соответственное. Лучше провалиться, получить двойку, чем подсмотреть! Почему? Я думаю теперь – видимо, так действовало на нас доверие. Нельзя, невозможно! Неискренностью, ложью ответить на открытость, доверие. Тогда мы ничего такого не думали, ничего не анализировали, а просто не могли…Но двоек не получали – Лев Васильевич был великодушный и добрый.

После окончания САГУ я стала работать и жить в Таджикистане. Лев Васильевич часто писал мне, заботился обо  мне, принимая большое и деликатное участие в моих не всегда хорошо складывавшихся делах. И он делал мне подарки! К каждому Новому году я получала его поздравление и маленькую бумажку – годовую подписку на журнал «Иностранная литература». Получал ли кто-нибудь из вас такие подарки? Я – никогда, ни до, ни после…  

Теперь я понимаю, какое громадное влияние все это на меня имело, как воспитывало духовно, эмоционально. А тогда я просто любила Льва Васильевича, его дом, его семью.

Теперь этого дома нет. Нет и этой улицы. Давно нет Льва Васильевича, Натальи Николаевны, ее сестры Надежды Николаевны Остроумовых. Нет и Елены Львовны. Кончилось все: в Ташкенте, в университете, нет кафедры антропологии, нет мемориального кабинета антропологии, нет квартиры-музея Льва Васильевич, его отца Василия Федоровича, его тестя Николая Петровича Остроумова…

Т.П. Кияткина

 

Генриэтта Леонидовна Хить

У физических антропологов юбилейный год - исполняется 130 лет со дня рождения специалиста по Средней Азии Л.В. Ошанина, 110 лет – антрополога, этнографа и археолога М.Г. Левина, 100 лет – знатока антропогенеза М.И. Урысона, 90 лет – пластических реконструкторов Г.В. Лебединской и Т.С. Сурниной, 85 лет – крупнейшего палеоантрополога И.И. Гохмана, 80 лет со дня рождения основателя российской школы одонтологии и специалиста по происхождению человека А.А. Зубова и др.. 

В связи с этим 16-17 октября Центр физической антропологии ИЭА РАН провел конференцию «Памяти посвящается…», чтобы  вспомнить многих и многих ушедших, но не забытых коллег-антропологов, внесших свой немалый вклад в развитие физической антропологии.

Продолжает цикл материаловантропологов об антропологах интервью с видным российским ученым, специалистом по дерматоглифике Генриэттой Леонидовной Хитьо Марии Степановне Акимовой (1915-1971)– выдающемся антропологе, изучавшем Поволжье и Приуралье. 

 

М.С. Акимова (1915-1971)

Когда вы увидели Марию Степановну в первый раз, какое впечатление она на вас произвела?

Мария Степановна была очень собранным и спокойным человеком. Она хорошо, с большим вкусом и при этом скромно одевалась. Всегда была необыкновенно аккуратно причесана, следила за собой. Первое впечатление, которое она производила - очень милый и скромный человек, который себя не выпячивал, который внимательно относился к собеседнику, очень часто деликатно направляя линию беседы.

Она читала разные курсы и была одним из самых загруженных сотрудников кафедры антропологии биологического факультета МГУ. Вела Большой практикум, краниологию, краниометрию и остеометрию, соматометрию. Читала курс археологии, отдельные главы «Антропологии СССР».

Я увидела ее в первый раз в Институте антропологии, когда она читала нам лекции по археологии. Это был 1950 год, недавно прогремела сессия ВАСХНИЛ (1948), после которой на факультете воцарилась ужасно унылая обстановка. Все приличные лекторы были разогнаны, либо подавлены. Наш новый декан И.И. Презент был, прямо сказать, личностью омерзительной. Флюиды, которые он распространял, действовали на всех, и на Институт антропологии, где проходили лекции по археологии. Сам Институт производил впечатление какой-то потревоженной колонии полевых мышей. Каждый забился в свою норку и чего-то ждал, потому что, действительно, буря коснулась и антропологов. Был удален Виктор Валерианович Бунак, были проведены санкции по отношению к руководству Института антропологии, которое было замешано в евгенических делах и, с точки зрения партийных органов, недостаточно проводило работу со студентами.

В огромном гулком зале музея, где шли лекции, мы сидели за большим столом (нас было мало, на нашем курсе было всего три человека) и Мария Степановна во главе, а за спиной у нас все время быстро пробегали сотрудники, как мышки, из одного конца Института в другой.

Занятия у вас проходили в Институте антропологии, и Мария Степановна была сотрудником Института?

Она была сотрудником кафедры антропологии, тесно связанной с Институтом. Мы работали тогда в старом здании, на Моховой, 11. Институту принадлежали основные выставочные залы, несколько больших комнат, где сидели статистики и другие сотрудники. Все это было сосредоточено вокруг Музея антропологии. Для кафедры антропологии была выделена только одна комната. Она располагалась вне Института, за коридором, который разделял музей и философский факультет в этом же здании. Занятия шли либо в этой комнате, либо в выставочном зале с обезьяньими чучелами и прочим за большим столом.

И вот Мария Степановна начала первую лекцию…Нами сразу овладело какое-то чувство уныния, потому что она говорила хоть и отчетливо, но очень негромко, как-то неэмоционально, говорила все только по делу и очень ровным голосом. Нам, когда-то видевшим все эти отщепы, которые никого не волновали, где-то в музеях, было не до камушков. Мы трое пришли на кафедру антропологии от отчаяния, так как провалились на конкурсе по специализации «Высшая нервная деятельность».

Все хотели попасть на кафедру Высшей нервной деятельности?

Да, это была замечательная кафедра и там был большой конкурс. Вел ее знаменитый физиолог Хачатур Сергеевич Коштоянц, который потом стал академиком. При кафедре был кружок. Почти все члены этого кружка, наши одногодки, конечно, знали раза в три больше. Поэтому те рефераты, которые мы подготовили, и те устные собеседования, которые мы прошли, мы провалили и были в подавленном состоянии.

Потом мы стали выбирать, куда пойти. Я не спрашивала своих однокурсников Казаровицкого и Волкову, чем обусловлен их выбор кафедры антропологии. А я к тому времени закончила читать новогвинейский полевые дневники Н.Н. Миклухо-Маклая. Тогда, в послевоенное время, народ, как всегда бывает после тяжелых времен, буквально ринулся в культуру. В Политехническом музее были потрясающие курсы лекций, на самые разные темы – музыкальные, литературные, научные, искусствоведческие, какие угодно. Можно было купить абонемент, а можно было просто прийти к заседанию и слушать. У меня было несколько абонементов, я этим интересовалась еще в школе. Совершенно случайно получилось, что перед провалом на кафедре Высшей нервной деятельности я прослушала в Политехническом музее увлекательную лекцию Якова Яковлевича Рогинского о человеческих расах. И как-то так совпало…дневники Миклухо-Маклая, лекция Рогинского. И я решила от отчаяния, что раз провалилась на любимую кафедру, то пойду хоть на антропологию – там интересно.

Это было в 1950 году. И первым делом мы попали в руки Марии Степановны. Если бы мы остались в этих руках, мы бы наверное, разбежались, потому что она подходила к неофитам очень взвешенно, как к ответственным взрослым людям. Она не расцвечивала свое монотонное повествование никакими веселыми жизненными деталями. С самого начала, с первых отщепов и рубил и до конца курса это были серьезные, глубокие, монотонные лекции, не отвлекавшие от предмета с первого и до последнего слова.

Параллельно Яков Яковлевич Рогинский, как «главный соблазнитель» студентов, и не только их, читал «Введение в антропологию». Он заряжал всех интересом к антропологии, поэтому мы с радостью бежали после лекций Марии Степановны на лекции Якова Яковлевича и там получали колоссальный запас эмоций. Он был очень сдержанным человеком, но без труда умел овладеть вниманием собеседника. Ты не мог оторваться ни на секунду, и даже записывать было некогда, ты впитывал каждую интонацию. В его лекциях была масса отвлечений, рассуждений, вопросов к аудитории – «А как Вы думаете?», «Что бы Вы сказали по этому поводу?». Это было живое, насыщенное общение.

После основательных, профессиональных, я бы даже сказала иссушающих лекций Марии Степановны, мы приникали к лекциям Якова Яковлевича прямо как к целебному источнику. Только много лет спустя, листая конспекты, я обнаружила, что после лекций Марии Степановны можно было не лазать в учебники, в них было абсолютно все! А после лекций Якова Яковлевича – каждый конспект – полстранички, одни восторженные предложения и восклицательные знаки. Это были две противоположности, идеально дополнявшие друг друга.

И Мария Степановна Акимова была во всем такая, как на лекциях – очень скромная, очень требовательная и вместе с тем очень человечная, при этом ввести ее в заблуждение было трудно. С нами учился Леонид Казаровицкий, который был пламенной натурой и все время рвался на кафедру Высшей нервной деятельности. Хоть и не вполне законным образом, он проходил там курсы, то есть параллельно учился на двух кафедрах. Основной курс он там тоже слушал, и, естественно пропускал наши антропологические лекции.

Потом с нашей кафедры ушла Ида Волкова, и мы остались вдвоем с Лёлькой, а он часто отсутствовал, так что прослушала почти все кафедральные курсы я одна. Преподаватели, входя в аудиторию, первым делом спрашивали: «А где ваши остальные пятьдесят процентов?», и начинали меня журить, как будто это я пропускала…

Лёля Казаровицкий был вообще человек буйный – с необыкновенным воображением, удивительно красноречивый. Он любого мог заговорить, обратить в какую угодно веру – и сопротивляться было совершенно невозможно, но тут нашла коса на камень. Все эти ухищрения разбивались о спокойный вопрос Марии Степановны: «А следующую лекцию Вы опять пропустите? Но Вы обязательно просмотрите, потому что на зачете я все буду спрашивать», – говорила она. И он брал мои конспекты, тревожась: «Ты правильно все записываешь? Записывай, пожалуйста, поподробнее!». Это была самая болезненная стадия, когда тебя не тянет к предмету, и контакта нет. Слава Богу, сдали! Хорошо, что это был зачет, не экзамен.

А вы рисовали отщепы?

Рисовали отщепы, обсуждали всякие детали, особенно нам понравились орудия с мелкими фасетками – верхний палеолит, совершенно были им потрясены.

Первый курс, который вела у вас Мария Степановна Акимова, был «Археология», а дальше?

А дальше уже началось углубленное с Марией Степановной знакомство, потому что нам полагалась полевая археологическая практика. Под этой практикой подразумевалось участие в антропологической экспедиции по раскопкам могильников. Мы поехали в Поволжье в 1950-51 годах, и там мы раскапывали поздние средневековые чувашские, мордовские, марийские могильники. И вот тут мы все в Марию Степановну влюбились.

В поле?

Вообще поле – это как лакмусовая бумажка. В поле все хорошие и все плохие качества человека мгновенно проявляются, и не стоит даже пытаться замаскировать их, потому что все равно ты себя выдашь. За всю мою жизнь я была только в трех экспедициях, которыми руководили абсолютно идеальные начальники. Это были Мария Степановна, Илья Иосифович Гохман и Татьяна Ивановна Алексеева.

Мария Степановна была маленькой, даже миниатюрной женщиной, на полголовы ниже меня. Я даже не спрашивала Лёльку Казаровицкого, (который был вообще 184 см ростом), просто по себе чувствовала, что любому человеку, который Марию Степановну видит, хочется ее как-то защитить, оберечь от чего-то. Она была такая тоненькая и хрупкая, волосы светлорусые, короткие и вьющиеся, серые глаза, темные подкрашенные реснички. Когда она улыбалась, была совершенно неотразима. У нее были две ямочки на щеках. Так вот, когда она улыбалась, все остальное просто забывалось. Бывает такое скромное, незаметное вроде бы лицо, но как улыбнется – как будто солнышко засияет. Она была просто обаятельной и, естественно, без малейших попыток произвести эффект.

Михаил Федорович Нестурх, наш известный антрополог, был знаменит не только своими трудами, но и тем впечатлением, которое он производил на окружающих. Вы могли всех забыть, но его – никогда! Это был настолько обволакивающий вас собеседник! Причем он каждого имел в виду, каждого! Студента, уборщицу, профессора, который шел мимо. Он обязательно вступал в контакт, и ты совершенно в нем растворялся. Он был, действительно, всемогущим человеком, потому что у него было огромное количество знакомых, в том числе в администрации. И он очень многих выпускников и просто безработных устраивал, достаточно было попросить. Он так и любил говорить: «Я все могу!». Однажды, глядя на Марию Степановну Акимову, на эти две ямочки и на ее сияющие глаза, он произнес незабываемую фразу: «Все могу! Одного не могу – сразу в обе ямочки поцеловать…».

Ловелас!

Ловелас. Элегантный ловелас! Более точного и красивого высказывания ни один из нас нигде не слышал, ни до, ни после.

Экспедиции были не очень легкие, потому что это было послевоенное время. Была разруха, трудно было с едой, с жильем, допекали клопы и блохи. В Поволжье в мордовских и чувашских селах было совсем плохо, причем в татарских деревнях этого не было. Татары всегда снимали обувь, входя в дом, ходили в носках, у них было очень чисто. Мордовские села были очень запущенные и голодные. Мы как-то устраивались, председатель колхоза выписывал сколько-то там мяса и прочего, половина мяса отдавалась хозяевам, а половину мы сами готовили и так далее.

Всем этим Мария Степановна руководила спокойно, не допуская никаких срывов. Мы – это очень разноперые студенты; она держалась с нами ровно и корректно, но когда можно было посмеяться, повеселиться, – она была рядышком; она так же, как и мы, смеялась и шутила, рассказывала анекдоты. Мы ходили на прогулки все вместе. Целый день копаешь-копаешь в жару, вечером поужинал и хочется хоть подышать, ну и идем гулять, и она с нами. Мы идем, разговариваем с ней почти как равные. Она очень редко устраивала выходные дни, это ведь экспедиция. После особенно трудных дней, она давала нам выходной, и мы куда-нибудь на речку уходили вместе с ней, плавали, загорали.

С ней было интересно, потому что она много рассказывала. Она была не очень захватывающий рассказчик, но все нужное, так же как и в лекциях, в ее рассказах содержалось.

Потом мы поехали копать могильник в чувашское село. Нас было всего трое: Ида Волкова, (которая ушла с кафедры после этой практики), Лёля Казаровицкий и я. Жили просто душа в душу, а потом к нам присоединились Таня Алексеева и Наташа Миклашевская – студентки, которые были постарше, у них была очень хорошая веселая компания.

1950 год. Чувашия. Экспедиция. Слева направо Г. Хить, И.Волкова, М.С. Акимова, Т.Алексеева, Н.Миклашевская.

Экспедиционная работа бывает грязная, тяжелая, утомительная, но никто не жаловался. На всю жизнь меня поразила Татьяна Ивановна Алексеева (тогда Таня). Мы все после какого-то тяжелого дня раскопок (нам дали свободный день), радостно устроили постирушку и развесили белье на веревках во дворе у хозяйки, а двор был грязный: бегают поросята, козлята, собаки... тогда было сухо, и мы ушли гулять. Дежурить и готовить обед осталась одна Таня.

Мы же с Марией Степановной во главе отправились наслаждаться жизнью –  бродить по лугам, лесам и купаться. А потом хлынул ливень, буря с ветром, и мы прибежали обратно намокшие, в ужасе, что белье попадало с веревок, и все снова нужно стирать. Вернувшись, мы обнаружили, что вся груда белья была уже перестирана и заново сушится. Представляете, Таня Алексеева все вручную перестирала, переполоскала и повесила. Вот такая была Татьяна Ивановна. Я потом с ней еще раз в экспедиции была, и убедилась, что она всегда такая. Это был замечательный сезон.

Через год я поняла, что Мария Степановна не настолько всепрощающий человек. В экспедиции 1951 года участвовал следующий курс. Там были Марина Войно, Райза Денисова, Володя Властовский, Роза Седова, Илья Глезер, Инга Арман (она потом ушла с кафедры) и Ирина Золотарева. И с самого начала Ира вместе с Войно и Арман заняли какую-то особую позицию, – им хотелось отличаться от всех.

1951 год. Экспедиция в Мордовии. М.С. Акимова - в центре. Слева направо: верхний ряд - Р. Денисова, Р.Седова, М.С. Акимова, И.Золотарева, И.Арман; нижний ряд - И.Глезер, Г.Хить, М.Войно.

 Золотарева была очень острая, обаятельная и интересная девушка, но с ней бывало и очень трудно. И вот, объединившись с Войно и Арман, они образовали такой триумвират, который противоречил всему. Мы – остальные – согласны были со всем: с клопами, с блохами, с плохой едой и с тем, что надо рано вставать, работать без выходных, что надо каждую косточку вынимать, заворачивать, этикетку внутрь класть и прочее. Стояла жарища, и они не выдержали, стали срываться и демонстрировать характер. Настолько убедительно, что встал вопрос о том, чтобы нам расселиться. До этого мы арендовали большую избу, состоявшую из одной комнаты.

То есть все жили в одной комнате и Мария Степановна с вами?

Да, она никогда не отделялась. Ела то же, что студенты, спала там же, работала еще больше. И такие напряженные отношения, острые реплики, которыми эти трое обменивались (по их мнению, чтобы будировать окружающих), нам всем осточертели. Их же раздражала такая серая одинаковая масса. Тогда Мария Степановна сказала: «Девочки, давайте разделимся, будем занимать две избы: поменьше – вам троим, побольше – нам оставим». Они сначала надулись, а потом, подумав, решили, что лучше быть не может. И была снята еще одна изба, с тех пор отношения наладились, мы даже стали улыбаться и с ними разговаривать. Такая вот мудрость начальника. Представляете, руководитель сам пошел на то, чтобы разделить отряд.

1951. Экспедиция в Мордовии. Около нашего дома. Слева направо стоят: Г. Хить, М.Войно, И.Арман; сидят Р.Денисова, И.Глезер, Р.Седова, И.Золотарева; на крыльце: М.С. Акимова, В.Ежова (аспирантка мордовского института)1951. Раскопки в Мордовии. Обеденный перерыв. Очень жарко.... Слева направо - Г.Хить, И.Арман, Р.Седова, М.Войно, И.Золотарева, М.С.Акимова (в очках)1951. Археологическая практика. После трудового дня. М.С.Акимова - вторая слева. Слева направо М.Войно, М.С.Акимова, Р.Седова, Р.Денисова,И.Глезер, Г.Хить1951. Мордовия. Сидят внизу: И.Арман, Р.Денисова; второй ряд М.Войно, И.Золотарева, М.С. Акимова, В. Властовский, Р. Седова, Г. Хить.

Ходили слухи, что она им поставила четверки за практику. Это был редкий случай, потому обычно что она ставила пятерки – у нее все работали, лениться не хотелось. Так что Мария Степановна не была такой голубицей, которая всех всегда прощает, – нет, она умела спрашивать. Причем спрашивать и на Большом Практикуме: Мария Степановна перемеряла за каждым все, что он делал. Нас на курсе было трое, у каждого по 20 черепов. Она брала бланк, измеряла и говорила: «Этот размер у вас неверен, возьмите этот еще раз, этот угол нужно взять еще раз». И так все 60 черепов. Это была просто удивительная школа. Она вела соматологию, краниометрию, остеометрию. Интересно, что завкафедрой Михаил Антонович Гремяцкий читал курс одонтологии и тоже вел  –  правда, маленький практикум, терпеливо показывая нам все зубные бугорки и бороздки.

При такой большой педагогической нагрузке Мария Степановна успевала заниматься научными исследованиями? Как ей это удавалось?

Это удивительно. Помимо специальной анатомической педагогической нагрузки, то есть занятий со студентами нашей и других кафедр, руководства курсовыми и дипломными, ежегодно была практика. И она совмещала практику со своими интересами, потому что раскапывали и черепа, и кости скелета, на которых Мария Степановна потом делала большие работы.

А она копала как археолог?

Открытый лист она брала, потому что в свое время была ученицей Отто Николаевича Бадера. И вообще любому археологу могла дать сто очков вперед, потому что у нее была обширная практика.

Кроме того, она вела специальный практикум: каждый преподаватель кафедры вел занятия по анатомии с обычными учебными группами других кафедр. Потому что в те времена (не как сейчас) каждый студент, оканчивая факультет, знал строение тела человека в деталях, почти как медики. А групп было много. У нас, например, было 260 человек на курсе. Так называемый «мичуринский» набор.

Почему «мичуринский»?

После сессии ВАСХНИЛ в 1948 году взяли 180 человек. Потом пошли «позвоночники» (по звонкам от знакомых), и за счет этих «позвоночников» курс довели до 220 человек, и потом 40 человек к нам сверху спустили - так называемый «мичуринский набор». В честь сессии ВАСХНИЛ, которая Мичурина превознесла.

Все эти многочисленные группы первокурсников обучал маленький коллектив кафедры. Преподавали анатомию всего несколько человек: Гремяцкий, Башкиров, Акимова, потом и Хрисанфова, Миклашевская и еще М.А. Зотова была, она специализировалась на анатомии. Шесть человек. Представляете, какая нагрузка?

На факультете было тогда и вечернее отделение. У вечерников тоже приходилось вести анатомию; кроме того, для студентов кафедры физиологии человека и животных, высшей нервной деятельности и еще, кажется, эмбриологии, читался спецкурс анатомии человека и также проводился практикум. Общефакультетский курс лекций по анатомии человека – с огромным успехом – вел М.А. Гремяцкий. Так что работы всем антропологам было более чем достаточно. А если учесть, что иногда на нас «сваливались» группы студентов-медиков (иностранцев), с которыми при их слабом владении русским языком приходилось проводить подготовительный курс по анатомии, картина становилась еще убедительнее.

Однажды мы с Марией Степановной и Яковом Яковлевичем беседовали в коридоре. Открывается дверь аудитории для вечерников, оттуда выскакивает взъерошенная Наташа Миклашевская, вся в нервных красных пятнах, и бежит к нам. Мы встревожились, Яков Яковлевич спрашивает: «Наташа, что случилось?». Она, вне себя от потрясения, выпаливает: «Эти вечерники…Вы не представляете… даю студентке смонтированный таз и спрашиваю – что это? Она отвечает: голова! – Как голова? Череп, что ли? – Ну да, смотрите: вот это уши (показывает на подвздошные кости), это глаза (acetabulum, т.е. впадина для головки бедренной кости)… Нет, вы представляете?». Мы с Марией Степановной остолбенели, но Яков Яковлевич, помолчав секунду, раздумчиво сказал: « А ведь в этом есть что-то привлекательное – в широко расставленных глазах…». Что было с нами – легко вообразить…

Группа вечерников, т.е. людей, работающих днем и учащихся в вузах вечером, были тяжелым бременем для всех нас. Уставшие и часто не очень молодые люди обычно с превеликим трудом осваивали анатомию, мучая себя и нас. Но после одного инцидента я в полной мере смогла ощутить всю трудность их положения. Однажды, принимая после длинного и насыщенного рабочего дня зачет у одного студента в 10 часов вечера, я с ужасом услышала свой голос, произнесший фразу: «А теперь покажите на черепе отверстие, через которое пятая пара нервов выходит на улицу...» Глаза этого студента я, наверное, уже не смогу забыть никогда.

И Мария Степановна, ко всему прочему, вдобавок вела еще огромное количество этих «проклятых» групп. Я говорю «огромное количество», поскольку однажды мне пришлось ее заменять. Часть групп приходилась на долю лаборантов кафедры с высшим образованием. Я не защитила кандидатскую вовремя, и меня взяли лаборантом. Первым делом я вела анатомический курс, чтобы разгрузить преподавателей. Однажды, когда я на три месяца уехала в экспедицию, Мария Степановна взяла на себя мои группы – 4 или 5, точно не помню. По возвращении мне пришлось отрабатывать – вести свои и ее группы, и я в полной мере смогла оценить эту адскую нагрузку.

Как же Мария Степановна справлялась?

Я думаю, что, во-первых, она была человеком целеустремленным и трудоголиком, она всегда что-то делала. Во-вторых, она была очень спокойным человеком, умела распределить свое время. И, в-третьих, если не во-первых, она была одинока, у нее не уходило время на семью.

То есть она была замужем, но жила одна: у нее был муж-военный, который служил в разных частях и в разных местах Союза. Когда он дослужился до пенсии, то несмотря на будущую военную пенсию, все равно устроился на работу вне Москвы. Они решили еще немного побыть в разлуке. Мы этого всего не знали, но только видели, что Марию Степановну в экспедициях, во всех местах, куда бы мы ни приехали, ждет куча писем, написанных четким круглым военным почерком.

Когда она писала ответы и раскладывала письма, можно было увидеть начало письма: «Здравствуй, Родная моя!» («родная» с большой буквы) или «Здравствуй, друже!». Это у них было такое обращение. Она не рассказывала об их отношениях, описывала только внешние вещи: что тут он служит, тут он занимается военно-преподавательской деятельностью, что скоро будет демобилизация, что ей просто повезло в жизни, жаль только, что она познакомилась с ним уже будучи немолодой женщиной. («Немолодой» – это значит в середине четвертого десятка…) И кто-то пискнул: «Мария Степановна, мы нашли письмо, – ветром отнесло – и нечаянно прочли “Здравствуй, друже!”, это вы так обращаетесь к мужу?». «Да, мы так всегда друг к другу обращаемся, самое главное, что мы можем сказать друг другу – друже». И мы поняли, что эту силу никогда не смогут сдвинуть и перемешать никакие бетономешалки. Действительно, он был с ней до самого конца. У нее было очень редкое заболевание – рак паращитовидных желез. Она постоянно должна была находится на диете и несла свою чудовищную профессиональную нагрузку, будучи тяжело больной женщиной. Она долго наблюдалась у врачей, не раз ей пытались что-то вырезать…но неудачно.

Диагноз тогда, наверное, еще не умели ставить, это сейчас уже наловчились. Тогда же просто не могли разобраться в симптоматике. Неизлечимо больная, она была в экспедициях и старалась там есть пищу полегче, чем все остальные. Ей постоянно хотелось есть, и это было очень тяжело. 

1970. Финно-угорский международный Конгресс в Таллине. М.С. Акимова с Г. Хить

Последний раз я ночевала с ней в гостинице в 1970 году, в Таллине, там проходил финно-угорский Конгресс. Позади уже были неудачные операции, и мы знали, что скорее рано, чем поздно, все кончится. Она старалась этого не показывать. Невыносимо было думать, что скоро не увидишь это милое улыбающееся лицо. Она все как-то желтела, съеживалась, но даже намеком никогда не затрагивала тему здоровья. Никто бы поверить не мог (если бы не знали), что она тяжело больной человек.

Ее муж, который тоже приехал на Конгресс (поскольку ее нельзя было уже отпускать одну), весь сиял, когда видел, что она выходит после заседания. Сами знаете, как бывает, сидишь там с утра до ночи. Ей же нужно было выдерживать строжайший режим и принимать кучу лекарств. Хотя какой там режим? Хорошо, если удастся ночью пять-шесть часов поспать, потому что кругом коллеги – надо и хочется общаться. А у нее все были знакомые: антропологи, археологи, этнографы, лингвисты – ее просто растаскивали на части. Он подходил и выдирал ее, говоря: «Машенька, тебе пора уже отдохнуть немножко». Он, как сиделка, не спускал с нее глаз. Он потом рассказывал, что чуть с ума не сошел, когда приблизился конец. Потому что все это происходило у него на глазах и было невыносимо, но он все же не отдал ее в больницу. Научился инъекции делать сам. И когда все кончилось, он заплакал и сказал: «Слава Богу! Отмучилась».

И несмотря на то, что Мария Степановна активно занималась научной деятельностью, докторскую диссертацию она не защитила?

Докторскую не защитила, да. Она была достаточно хорошо обеспечена и не была честолюбивым (в смысле карьеры) человеком. Именно потому, что самое главное у нее было: была любимая работа, любимый муж, с которым в последние годы жизни она все-таки воссоединилась; был достаток. И тратить драгоценное время, драгоценные остатки здоровья на то, чтобы поднимать эту махину докторской диссертации… Хотя то, что она сделала – это по-настоящему и есть трижды докторская диссертация.

А кандидатская …

Кандидатская у нее была на тему, по-моему, Балановского и Фатьяновского могильников.Там ей впервые удалось доказать, что это разные типы и имеют разные корни. Археологи считали, что фатьяновцы происходят от балановцев. А ей удалось проследить и доказать их разное происхождение на антропологическом материале: южные истоки балановцев и местные – фатьяновцев.

Она одной из первых стала проводить комплексные экспедиции. Мария Степановна все время занималась Поволжьем и Приуральем. На примере башкир она показала, как надо обследовать народ, если ты занимаешься его этногенезом: в ее программе были дерматоглифика, серология, краниология, одонтология, остеология и соматология, – все мыслимые тогда направления.

В конце жизни она выпустила итоговую работу – монографию «Антропология древнего населения Приуралья» (М., 1968), без которой не обходится ни один специалист, изучающий происхождение народов Поволжья и Приуралья.

Мария Степановна руководила и непосредственно сама участвовала в работе. Так, она сама брала отпечатки, если не было свободного лаборанта. Сбор материала происходил в основном за счет практики у студентов: они копали, нарабатывали опыт и одновременно собирали научный материал. Бывала и очень большая нагрузка: один отряд копает могильник, а другой исследует живых людей. Тогда ей приходилось, помимо соматологии, брать еще и дерматоглифику.

В один из таких напряженных сезонов Мария Степановна, помимо башкир, еще изучила манси и хантов. Она выбралась в Западную Сибирь, оставив на время свой отряд, и работала одна, а отпечатки потом дала и мне посмотреть.

Это была удивительная женщина. Знаете, бывает так: есть громкие имена, а когда поскребешь немножечко их работы, то видишь, что, пожалуй, слишком громкие. Сделано не очень много, либо не очень качественно, либо допущено столько натяжек, что вся эта красивая конструкция при ближайшем рассмотрении рушится или шатается. Мария Степановна была совершенно другая. Это был абсолютно искренний человек. Мне кажется, она даже соврать не могла толком. Все, что она делала, было высокого качества. Ее цифрам (любым!) можно доверять, потому что она сама привыкла студентов проверять на каждом шагу и выработала в себе такое отношение к материалу.

Среди крупных имен в антропологии эту скромную женщину редко упоминают, а на самом деле, если разобраться в истории изучения Волго-Камья, в истории происхождения уральской расы, то окажется, что с ней наравне стоит только Карин Марк, которая подняла такую глыбищу, как антропология всех финно-угров Евразии. У Марии Степановны тот же масштаб, но многообразнее материалы, особенно по башкирам. У нее были далеко идущие планы по изучению других народов, но она, увы, просто не успела.

1970. Финно-угорский международный Конгресс в Таллине. К.Ю. Марк, Т.Тот (Венгрия) и М.С.Акимова

Изучать современное население она начала с башкир, и это было не просто. Например, дерматоглифические, одонтологические материалы собрать легче, так как обследуются дети, которых всегда легче организовать. В соматологии нужны взрослые мужчины определенного возраста для сохранения возрастной пирамиды. В послевоенной стране, где выбиты младшие возрасты, за одним-двумя молодыми или не очень молодыми людьми приходилось бог знает куда ехать. И Мария Степановна сделала свое дело, свой участок работы. По тому труду, который она вложила, по ценности материала, который она собрала, по абсолютной незыблемости выводов, остающихся актуальными столько времени после этих исследований, она вполне заслуживает того, чтобы в первом ряду антропологических имен называлось и ее имя. Вся беда в том, что она была слишком скромна, никогда не пользовалась ничьим покровительством, и все, что она сделала, она добыла своими собственными силами. Как человека скромного, ее забывали, когда речь шла об оценке заслуг.

Но когда речь шла о материале и выводах, тут уж, независимо от личного отношения, все понимали, что акимовский материал – первоклассный. В каких угодно материалах можно сомневаться, но с Марией Степановной ничего конфузящего, компрометирующего ее имя, даже быть не могло.

У кого училась Мария Степановна?

У Марии Степановны главным учителем был археолог Отто Николаевич Бадер. Когда она стала заниматься балановцами и делать выводы, которые ему не очень понравились, он дистанцировался. Она долго не могла понять, в чем дело, не могла осознать, что есть разные характеры. Мария Степановна до конца относилась к нему с пиететом. Но она не была его любимицей.

А из антропологов? Рогинский?

Кто из антропологов учил ее краниометрии и прочему, я не знаю, потому что, когда я ее увидела, мне было 19 лет, а ей 36, она была уже сложившийся работник.

Кто тогда был на кафедре, когда она делала первые шаги в антропологии? Николай Александрович Синельников, Михаил Васильевич Волоцкой, Семен Александрович Шлугер (погибший в 1942), – эти люди были немножко старше нее, и они, конечно, участвовали в ее образовании, не говоря уже о Викторе Валериановиче Бунаке, который заведовал кафедрой. В.В. Бунак, Яков Яковлевич Рогинский, Михаил Антонович Гремяцкий наверняка повлияли на нее духовно. Гремяцкий тогда не был администратором, и мог оказать какое-то воздействие, хотя вряд ли серьезное. По-моему, у него всего лишь одна статья по этнической антропологии Поволжья.

В то время антропология Поволжья интенсивно разрабатывалась в связи с проблемой формирования уральской расы. Может быть, поэтому у Марии Степановны такой интерес к этой области проявился еще в студенческое время. Дальнейшие ее работы проходили в русле концепции смешанного происхождения уральской расы.

На финно-угорских международных конгрессах (я была на них раза три вместе с Марией Степановной) все антропологи и представители смежных профессий с ней беседовали совершенно одинаково. У них лицо освещалось улыбкой, в каждом слове скользило уважение к этой миниатюрной женщине. Вот такая стройненькая, просто танагрская статуэтка. И еще было в ней какое-то особое обаяние, – обаяние человека абсолютно без претензий, но с безупречным научным именем.

Знаете, есть масса способов у женщины заявить о себе: внешне, манерой обращения, умением подать не только себя, но и свои достижения, в общем, строить имидж. Ничего более далекого от Марии Степановны, чем это, нельзя себе представить. Она была самым естественным существом. У Марии Степановны никогда не было ничего специального, показного.

 

1970 год. Портрет М.С. Акимовой. Финно-угорский международный Конгресс в Таллине

Интересно, откуда берутся такие качества?

Прежде всего, она была из хорошей деревенской семьи, где ей привили трудолюбие, честность, порядочность, снисходительное отношение к чужим ошибкам, невероятную скромность. Это естественные качества, с которыми она пришла и которые эта безумная Москва не смогла расшатать. Как отлилась, такой она и была до самого конца.

Она никогда не интриговала, у нее были другие задачи. Можно было с ней не соглашаться, можно было дуться, например за то, что она поставила четверку за практику. Все равно, даже те, которым она их ставила, ее любили. «Мария Степановна!» - кричали издали и бежали, чтобы поздороваться. Она была всеобщей любимицей, хотя любовь была абсолютно не показная и малозаметная. Бывает, что внутри теплее становится, когда на человека смотришь. Вот из таких людей была Мария Степановна. И ты знал, что в случае чего, она тебе поможет, а если проштрафишься, она тебя очень здорово отругает. Причем не словами, а просто грустным и отстраненным тоном даст понять, что это не совсем комильфо, и это будет хуже, чем любая словесная выволочка. Действительно, это был педагог высшего класса.

Она заканчивала биолого-почвенный факультет?

Вот этого я не знаю. Наверное, кафедру антропологии. Безусловное и огромное влияние оказал на Марию Степановну Г.Ф. Дебец. Пожалуй, именно под его неослабевающим дружеским контролем она сформировалась как антрополог-расовед и до последних своих дней она обсуждала с ним профессиональные проблемы. Биографию Марии Степановны, по-моему, никто еще не написал, а вообще надо бы поднять документы в Институте антропологии.

Немало интересного можно найти о ней в содержательных статьях В.П. Алексеева, Т.И. Алексеевой, Р.М. Юсупова в сборнике «Сравнительная антропология башкирского народа» (Уфа, 1990). Он целиком посвящен памяти Марии Степановны.

У нее были ученики и последователи?

У нее были любимые ученицы Наталья Николаевна Миклашевская и Татьяна Ивановна Алексеева. Мария Степановна долгое время приглашала их к себе в гости. Однажды после экспедиции меня тоже пригласили. Приехал ее муж на побывку. Мария Степановна сказала: «А нам понравилось собираться после первой экспедиции с Наташей и Таней, и теперь каждый год устраиваем такой девичник. А сейчас вот Лёня приехал, будет нас веселить по обязанности». Действительно, было очень весело. Мария Степановна прекрасно понимала, кто есть кто. Она знала каждого из тех, кто прошел через ее руки, с кем она работала.

А где они с мужем жили?

Где-то недалеко от центра, я сейчас точно не помню. В районе Добрынинской. У них была комната в коммуналке. В отличие от большинства таких коммунальных квартир, в этой были идеальные отношения между соседями. Там жили еще две семьи, они всегда устраивали общие праздники, типа Нового года, причем каждый звал своих друзей, и получалась большая веселая компания.

Это была удивительная общая квартира. Такая же была у Татьяны Александровны Жданко. Она мне как-то рассказывала, что они регулярно в течение 10 лет выпускают юмористическую газету (наподобие афиши), где сообщают, что в квартире произошло то-то и то-то, какие-то доморощенные художники рисовали, лепили фотографии, писали смешной текст и вешали на кухне. Ей было уже за 80, а она была главным редактором этой газеты. Представляете, такая вот коммуналка. Я тоже какое-то время жила в коммуналке в Москве, и это был ад, поэтому знаю, что коммуналки бывают разные.

У меня вопрос про учеников. Обычно говорят школа Герасимова – школа реконструкции, школа Зубова – одонтологическая школа. Почему у Марии Степановны не получилось школы?

Понимаете, люди, о которых вы говорите, создали или разработали в свое время определенные области науки, а Мария Степановна просто пользовалась разными методами. Поэтому у нее можно было научиться тем качествам, которые ей были свойственны – трудолюбию, добросовестности, необыкновенной трудоспособности, умению забывать себя, но это не считается школой. Все работы, которые она написала, были сделаны, когда в антропологии многомерная статистика еще не применялась. Приходилось изощряться всем нам бог знает как, чтобы изобразить хоть какое-то подобие многомерного анализа. И Марии Степановне приходилось тоже. Но независимо от выводов, (если эти материалы сейчас обработать современными статистическими методами, то, может, получатся другие выводы), ты можешь использовать эти материалы тысячу лет. Тысячу лет, повторяю, потому что ни одной запятой, ни одной точки лишней, абсолютно исключены не тот десятичный знак, не та цифра; ее данные – это просто золотой эталон.

В любой отрасли науки есть такие люди. Они внешне незаметны, но в основном наука движется их усилиями, потому что они собирают материал, на который можно положиться. Многие, в том числе они сами, этот материал вводят в оборот. Между тем некоторые строят свою карьеру на чужих данных, умело их обыгрывая. Мария Степановна не была таким человеком. Она была очень заслуженным рядовым муравьем – тружеником, собирающим бесценный собственный матераил.

Сколько лет прошло… я видела ее последний раз в 1970-м году, когда она, преодолевая себя, вела себя на Конгрессе как обычно. Никогда не скажешь, что человек тяжело и неизлечимо болел. Ее муж Леонид говорил, что он в отчаянии от того, что весь режим полетел к черту, что он ее еле укладывает отдохнуть кое-как, что днем не успевает сделать инъекцию, что она участвует в дискуссиях, дает интервью журналистам, сидит на банкете, – какой банкет?! «Ну хоть немножко», – у нее были такие молящие глаза, возразить было невозможно.

Тогда мало было вещей, которые не надо было гладить, и в гостинице была специальная гладильная. Мария Степановна каждый день одевалась как-то по-новому, свеженько и симпатично. Вообще она была изящная, как птичка, и старалась очень хорошо одеваться. У Марии Степановны были и вкус, и достаток, поэтому она носила дорогие вещи из шерсти или шелка, сшитые у хорошего портного. Это все надо было гладить, и мы сталкивались с ней в этой комнате. Я говорю:

– Мария Степановна, давайте я поглажу.

– Да нет, спасибо, – я параллельно все делаю: вот, девочка-журналистка сидит, записывает, а я ей рассказываю про Волго-Камье и глажу.

И это говорит человек, который завтра может уйти, и ее муж бьется в истерике, потому что через определенные промежутки нужно делать инъекции, а она сидит безвылазно в зале заседаний…

С коллегами на кафедре, видимо, тоже были очень хорошие отношения?

Марию Степановну все любили, да. Это редкий случай. Вот к Якову Яковлевичу все тепло относились, многие любили, но кто-то и не любил, как выяснилось. А к Марии Степановне очень тепло относились все.

А какие-то совместные экспедиции с коллегами были или, в основном, она со студентами работала?

С коллегами нет. Коллеги все были очень разные. Яков Яковлевич, Михаил Антонович были не экспедиционные люди. Михаил Антонович c Пантелеймоном Ивановичем Зенкевичем съездил однажды в Поволжье, написали совместную статью. На этом занятие современным населением кончилось, Гремяцкий ушел в антропогенез.

Потом пошли молодые коллеги, у каждого был собственный путь в науке. Вспоминается Войно, очень способная, у которой был неуживчивый характер, она потом сошла с ума и плохо кончила. Когда Войно зачислили в штат кафедры, все, как один, отказались потесниться и дать ей рабочее место, потому что она была конфликтной женщиной. Мария Степановна единственная согласилась, причем они сидели лицом к лицу. Хорошо бы боком или спиной, потому что у Войно была тяжелая аура – вечно взгляд бывал напряженный, и она на все так нервно реагировала, безапелляционно ставила точку в обсуждении событий и людей.

Как говорил Михаил Федорович Нестурх, который был страшно деспотичен, однако старался смягчать это ужимками и многообразием интонаций: «И не смейте мне возражать!...пожалуйста…» (последнее – молящим голосом). Вот такая была и Марина Сергеевна, – если она сказала, то не смейте ей возражать. И Мария Степановна была единственная, кто сохранял с ней хорошие отношения.

Войно сделала хорошую докторскую диссертацию по цитоархитектонике мозга, в то время таких исследований не было. Защититься не успела... Я два раза выступала на Ученом Совете, уже после ее смерти, и настаивала, что надо рукопись опубликовать, потому что никто на таком обширном материале не делал подобных работ. Но рукопись до сих пор лежит.

В кафедральной библиотеке?

Думаю, что в архиве Института антропологии, работа выполнялась, когда Войно была сотрудником института.

Многие говорили Марии Степановне, что все ее материалы надо соединить, написать, а она отвечала, что вот это еще надо сделать, и еще вот это, а потом уже все, – не хватило сил. Надо сказать, что она была очень мужественным человеком, ни в какие истерики не впадала, абсолютно стоически шла к своему концу. У нее не осталось никаких черновых рукописей, никаких недоделок. Она смогла рассчитать свои силы и все привела в идеальный порядок. Комиссии по оформлению ее архива, которую возглавляла Верочка Юровская, там делать было нечего. Все уже было в отдельных папках, рукописи она все довела до конца, новых не начинала. Это просто редчайший и высокий пример для подражания.

Мария Степановна Акимова

Вы знаете, такие скромные люди – это основные движители науки. И знакомство с этими людьми, и существование с ними рядом, плечо к плечу, не только украшает жизнь. Эти люди заставляют верить в человечество, в человека. Потому что столько видишь примеров отрицательного свойства в научном смысле, в этическом смысле, в человеческом смысле, – в каком угодно! Ведь все живые люди – и разные... Прошло столько лет, и пора бы многое забыть, – но только не эту удивительную женщину. Потому что на таких людях и взаправду, стоит земля. Помните «Матренин двор» Солженицына? Вот на таких праведниках все и держится.

У физических антропологов юбилейный год - исполняется 130 лет со дня рождения специалиста по Средней Азии Л.В. Ошанина, 110 лет – антрополога, этнографа и археолога М.Г. Левина, 100 лет – знатока антропогенеза М.И. Урысона, 90 лет – пластических реконструкторов Г.В. Лебединской и Т.С. Сурниной, 85 лет – крупнейшего палеоантрополога И.И. Гохмана, 80 лет со дня рождения основателя российской школы одонтологии и специалиста по происхождению человека А.А. Зубова и др.. 

В связи с этим 16-17 октября Центр физической антропологии ИЭА РАН провел конференцию «Памяти посвящается…», чтобы  вспомнить многих и многих ушедших, но не забытых коллег-антропологов, внесших свой немалый вклад в развитие физической антропологии.

После рассказов об антропологеГалине Вячеславовне Лебединской, специализировавшейся на пластической реконструкции лица по черепу,Льве Васильевиче  Ошанине, организаторе кафедры антропологии в Ташкентском университете, Марии Степановне Акимовой , выдающемся антропологе, изучавшем Поволжье и Приуралье мы публикуем воспоминания старшего научного сотрудника Центра физической антропологии ИЭА РАН Маргариты Михайловны Герасимовойо Наталье Николаевне Мамоновой, посвятившей свою жизнь изучению палеоантропологии Северо-Восточной Азии. 

Я познакомилась с Натальей Николаевной Мамоновой на стоянке Староселье, под Бахчисараем. Сенсационная находка младенца Homo sapiens в мустьерском слое или, напротив, неандерталоидные черты в его строении в сочетании с верхнепалеолитической индустрией, вызвали огромный интерес научной общественности,  и на раскоп приехало, кроме специальной комиссии, много народу, в том числе и Наталья Николаевна Мамонова. Молодость беспощадна. Поскольку Наталья Николаевна была по возрасту где-то посередине между мной и моей матушкой, женщиной очень сдержанной, Наталья Николаевна казалась мне очень шумной, суетливой не по возрасту легкомысленной. Боже мой! Какой молодой она была – ей было всего 32 года! Она организовывала походы на Чуфут-Кале, для пикника мы залезали на какие-то вершины над Бахчисараем, ходили в ханский дворец и пытались подняться на минарет. Вот этот живой неподдельный интерес к жизни, событиям искусства и науки остался у Натальи Николаевне на всю ее долгую жизнь.

Н.Н.Мамонова проработала в Лаборатории пластической реконструкции, организованной моим отцом, Михаилом Михайловичем Герасимовым, со дня основания до 1962 г. Ею также выполнялись работы по реставрации черепов и реконструкции внешнего облика древних и современных людей. Пластическая реконструкция ее не очень увлекала, хотя в Отделе сохранились две очень хорошие работы Натальи Николаевны. Все больше ее захватывали проблемы расо- и этногенеза народов Сибири, романтика экспедиционной жизни. Обаяние личности А.П.Окладникова, работа в его археологических экспедициях сделали свое дело. Она перешла работать в Отдел антропологии, лабораторию палеоантропологии. Однако, до конца жизни Наталья Николаевна высоко ценила годы работы под руководством Михаила Михайловича, справедливо полагая, что именно здесь она получила прекрасную практику реставрационных работ и умение тонкой расовой диагностики.

Именно в экспедиции А.П.Окладникова в 1957 г. я вновь пересеклась с Натальей Николаевной. Как молодой специалист, я была привлечена для сбора палеоантропологического материала в различных отрядах огромной новостроечной экспедиции по подготовке чаши Братского водохранилища. Н.Н. Мамонова собирала материал для своей кандидатской диссертации, посвященной палеоантропологии прибайкальского неолита. Здесь следует заметить, что автор раскопок, А.П.Окладников, и М.М.Герасимов, стояли на противоположных позициях по поводу стратиграфической колонки различных этапов (или культур) прибайкальского «неолита», и Наталья Николаевна, молодой еще исследователь, стояла перед сложной задачей выбора концепции, от которого зависела интерпретация полученных краниологических данных. Невзирая на огромную увлеченность личностью Алексея Павловича Окладникова, Наталья Николаевна скорее была склонна принять гипотезу М.М.Герасимова, придав ей, однако, собственный интерпретационный характер. Сбору и реставрации новых палеоантропологических материалов из погребений так наз. Прибайкальского «неолита», идентификации старых коллекций, хранящихся в Иркутском краеведческом музее и изученных в свое время Г.Ф.Дебецем, публикациям изученных серий посвящена большая часть научного творчества Н.Н.Мамоновой.  Огромная увлеченность исследуемым материалом, скрупулезность при изучении сопутствующего каждому погребению археологического контекста характерны для работ Н.Н.Мамоновой. И это не удивительно, поскольку она была ученицей и М.М. Герасимова и А.П. Окладникова, а оба они вышли из школьного кружка «Народоведения» при Иркутском краеведческом музее и оба были учениками Б.Э.Петри. Вообще, Восточная Сибирь, Забайкалье, Монголия, Байкал –Азия далекая и таинственная – до конца дней Натальи Николаевны  завлекали, манили, восхищали ее.

Наталья Николаевна родилась в 1921 г в г. Киеве в семье военнослужащего и медицинской сестры. Отец, Николай Васильевич Мамонов, был в рядах Красной Армии самого начала ее образования, последние годы жизни, уйдя в отставку, преподавал теоретическую механику в Артиллерийской Академии им. Ф.Э.Дзержинского. Мать, Филомена Болиславовна, была медицинской сестрой, но имея двух дочерей, старшую Наташу, и Ирину. - младшую, не работала, была домохозяйкой, что не удивительно, будучи женой военного. Обычная добропорядочная советская семья со своим устоявшимся бытом. Наталья Николаевна с большой теплотой вспоминала свою семью, и, и обретя свою семью и свой дом, сама была хлебосольной и доброжелательной хозяйкой. Огромное число коллег, археологов-сибиряков, находили здесь, на улице Фабрициуса и стол, и кров. В 1940 г. Наталья Николаевна окончила полную среднюю школу №43 в Москве и сразу же поступила на Биолого-почвенный факультет МГУ. Во время войны вместе с Университетом эвакуировалась в г.Свердловск, где продолжала учиться вплоть до 1943 г. В 1943 г.пришлось прервать занятия и перебраться  к семье в Самарканд. Там она работала на заводе, а затем в лаборатории электротехники при Артиллерийской Академии и во «Всесоюзной лаборатории ядовитых грибков». Вернувшись в 1945 г. в Москву, в 1946 г. восстановилась в числе студентов биофака и окончила его в 1949 г. Специализировалась в области эмбриологии, дипломную работу выполняла под руководством проф. А.А.Захваткина. Была рекомендована в аспирантуру, сдала экзамены в Институт морфологии животных АН СССР, но в лаборатории эмбриологии не оказалось вакантных мест. В мае 1950 г. Н.Н.Мамонова была зачислена в Лабораторию пластической реконструкции ИЭ АНСССР на должность научно-технического сотрудника.. Как и ее коллеги, Г.В.Лебединская, Т.С.Сурнина, она училась реставрировать, описывать, и рисовать черепа, делать первые опыты контрольных реконструкции (криминалистика), а потом и по черепам из древних могильников Прибайкалья и Забайкалья , предмета ее научного увлечения. С 1962 г. Н.Н.Мамонова безраздельно посвятила себя палеоантропологии Северо-Восточной Азии.. Вот только краткий перечень ее экспедиционных поездок и командировок: в Бурят-Монголию, 1952,1953,1954, 1955 гг., многомесячные работы в составе Ангарской экспедиции 1956, 1957, экспедиции Бурятского НИИ, трижды принимала участие в Советско-Монгольской экспедиции, многочисленные командировки в Ленинград, Новосибирск, Томск, Казань. И все это – при условии тяжелых жизненных испытаний -  смерти матери в 1965 г. и первого мужа, когда она осталась одна с 7-летним сынишкой на руках, смерти отца в 1968 г. Вспоминая теперь события тех давних лет, к сожалению, должна признать, что «Герасимиды» уже не были близки с Натальей Николаевной, и дружеская поддержка была минимальной. Не взирая на тяготы судьбы, Наталья Николаевна сделала за свою. жизнь очень много. Увлеченность наукой была фантастической. Ею был собран и изучен значительный палеоантропологический материал из могильников Забайкалья и Прибайкалья различных исторических периодов, так ею были изучены черепа из гуннского могильника Черемуховая падь и средневековые кочевники Забайкалья. Собранна была значительная краниологическая и остеологическая коллекция по современным бурятам, опубликован материал из могильников неолитического времени, скифского и гуннского из Монголии, что особенно ценно, поскольку до этого с территории Монголии материал практически отсутствовал. К сожалению, Н.Н.Мамонова так и не защитила свою диссертацию «Древнее население южных районов Восточной Сибири в эпоху неолита и ранней бронзы», хотя работа была утверждена для защиты на соискание ученой степени кандидата наук. Этому воспрепятствовало странное, вне логики, желание вместить в работу все, что автор знал и думал по этому поводу, желание улучшать и улучшать свою работу. Очень и очень жаль.

Значительное место в работах Н.Н.Мамоновой занимают методические исследования. Такая работа, как «Определение длины костей по фрагментам» вошла в практику судебно-медицинской экспертизы» - написал в характеристике Н.Н.Мамоновой в 1979 г. зав.отделом антропологии ИЭ АН СССР А.А.Зубов. Вторая работа такого плана – «Опыт применения таблиц В.В.Бунака при разработке остеометрических материалов». Она принимала активное участие в разработке программы и методики исследований аномалий черепа совместно с Ю.Г.Рычковым и А.А.Мовсесян. Эта работа, можно сказать, положила начало  вновь вспыхнувшему интересу к изучению дискретно-варьирующих признаков. Безусловно, инициатором изучения этих признаков, в которых он видел истинные фены, был Ю.Г. Рычков. Но Наталья Николаевна принимала активное участие. В этом исследовании и, т.о. стояла у истоков и этого направления в отечественной науке. В 1986 г. Наталья Николаевна ушла на пенсию. Значило ли это, что она ушла из науки. Безусловно, нет!

Начиная с 1986 г. Наталья Николаевна предпринимает широкомасштабный сбор материалов, главным образом, из Восточной Сибири, ведет обширную переписку с археологами и получает от них посылки с костным материалом для совместной работы с Л.Д.Сулержицким по радиоуглеродному датированию палеоантропологического материала. В результате 322 радиокарбоновых определения возраста костяков из погребений неолитических, энеолитических и бронзовых культур Восточной Сибири. Эта работа остается до сих пор единственной в своем роде.

До конца своей жизни Наталья Николаевна интересовалась делами Отдела антропологии. Она уже не выходила далеко от дома, дорога до Отдела была трудная, долгая, с пересадками. Поэтому все общение было по телефону. Не скрою, мы часто про себя ворчали. Последние годы жизни мы ежегодно собирались у Натальи Николаевны дома, на день ее рождения - 20 июня. Она очень любила этот день, заранее к нему готовилась, на столе всегда были ее фирменные очень вкусные котлеты, молодая картошка, пирог с капустой… Всегда было много цветов. Наталья Николаевна очень любила цветы, у нее всегда весной и летом в доме были букеты черемухи, сирени, тюльпаны. Публика собиралась очень интересная. Прежде всего – старинная подруга, умная, язвительная Марьяна Давыдовна Гвоздовер, не менее острая на язык Светлана Владимировна Ошибкина, Ирина Золотарева и Коля Бадер, иногда Света Студзицкая, Леопольд Дмитриевич Сулержицкий, из молодых коллег - Сергей Васильев (московский), не считая родных. Случались проездом и сибиряки – иркутяне, читинцы. Всегда было шумно, интересно, всем было что рассказать, что вспомнить! Скончалась Наталья Николаевна в возрасте 86 лет.

У физических антропологов юбилейный год - исполняется 130 лет со дня рождения специалиста по Средней Азии Л.В. Ошанина, 110 лет – антрополога, этнографа и археолога М.Г. Левина, 100 лет – знатока антропогенеза М.И. Урысона, 90 лет – пластических реконструкторов Г.В. Лебединской и Т.С. Сурниной, 85 лет – крупнейшего палеоантрополога И.И. Гохмана, 80 лет со дня рождения основателя российской школы одонтологии и специалиста по происхождению человека А.А. Зубова и др.. 

В связи с этим в октябре 2014 Центр физической антропологии ИЭА РАН провел конференцию «Памяти посвящается…», чтобы  вспомнить многих и многих ушедших, но не забытых коллег-антропологов, внесших свой немалый вклад в развитие физической антропологии.

 

Наталия Ивановна Халдеева

Очередным материалом из цикла «Памяти посвящается…» стало интервью с ведущим научным сотрудником ИАЭ РАН, специалистом по одонтологии и антропоэстетике Наталией Ивановной Халдеевойоб учителе, основателе  российской школы одонтологии и специалиста по происхождению человека Александре Александровиче Зубове.

Наталия Ивановна, вы хорошо знали, дружили и много работали с Александром Александровичем Зубовым.  Расскажите, как он пришел в антропологию? 

Родился Александр Александрович 8 мая 1934 года в Москве, в Тимирязевском районе, рядом с Тимирязевским парком. В 1941 году на крыльце деревянного родительского дома он услышал первые раскаты военных орудий, а в 1945 встречал салют победы. С началом войны родители и оба сына (А.А. с братом) эвакуировались в Ставрополь, который оказался вскоре занятым немцами. Попадали под беспощадные бомбежки, переживали голодное время и режим военного положения в городе. После войны А.А. болел практически в течение года – последствия военного времени. Родители планировали видеть его филологом или переводчиком - покупали словари, учебники. Испанский язык он освоил в совершенстве, занимаясь с соседкой, этнической испанкой – оказавшейся в Москве с группой испанских детей со времен войны в Испании. В старших классах школы А.А. твердо решил учиться в МГУ на кафедре антропологии Биолого-почвенного факультета, студентом которой стал в 1956 году. Руководитель кафедры профессор М.А. Гремяцкий рекомендовал специализироваться в одонтологии, то есть морфологии/строении зубной системы современного и древнего/ископаемого человека. По этой тематике А.А. писал диплом, кандидатскую и докторскую диссертации.

 

Александр Зубов с родителями 

Когда вы первый раз встретились с Александром Александровичем и какое впечатление он на вас произвел?

В 1963 году, на третьем курсе, по плану занятий нашей группы на кафедре антропологии Биолого-почвенного факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, начинался новый предмет «Одонтология», то есть все об особенностях зубной системы у современных и ископаемых людей. На первую лекцию по «Одонтологии» пришел молодой преподаватель А.А. Зубов (ему было 29 лет), начавший этот спецкурс в 1962 году у предыдущего выпуска. О первом впечатлении сказать трудно, т.к. оно было заочно подготовлено рассказами студентов четвертого курса о простоте Александра Александровича в общении со студентами, готовности помочь с литературой или обсудить вопросы, вызвавшие затруднения. Он отличался от многих преподавателей, был другим. Одна из сокурсниц по кафедре выбрала одонтологическую тематику для своих курсовой и дипломной работ и сбор материала по морфологии зубов мы проводили в г. Весьегонске Тверской области. Таким опосредованным образом я включилась в круг одонтологической проблематики.

Перед получением дипломов и последующим распределением А.А. Зубов предложил мне поступать в аспирантуру ИЭА АН СССР, где он работал. Шел 1965 год. Это было время создания российской одонтологической школы, основы которой начинали закладываться им в аспирантские годы (1961-1963 гг.) на кафедре антропологии, где была защищена кандидатская диссертация «Некоторые морфологические особенности постоянных больших коренных зубов человека». В годы аспирантуры А.А. опубликовал две монографии «Люди Огненной земли» (1961) и «Человек заселяет свою планету» (1963), переведенную на японский язык и изданную в Токио. Эти темы, наряду с другими, сформируют круг интересов и положат начало списку основных исследовательских направлений Александра Александровича. В 1963 году он стал сотрудником Отдела антропологии Института этнографии АН СССР/ИЭА РАН. В 1964 году в Москве проходил Международный Конгресс этнографических и антропологических Наук и Александр Александрович был в составе группы гидов-переводчиков для испаноязычных участников конгресса.

К этому времени он разработал программу одонтологических исследований зубов современных и древних популяций человека, то есть был продуман и апробирован список из 54 морфологических диагностических признаков зубной системы, включенных в специальный бланк, заполняемый в процессе изучения современных индивидуумов или ископаемых объектов. Впервые в истории российской антропологии А.А. проводит сбор одонтологического материала по специально разработанной им программе с задачей многоаспектного изучения зубной системы человека. Это стало началом становления и развития российской одонтологии и одонтологической школы. Им были сформулированы принципы и основания их развития.

Каким был человеком? 

Александр Александрович был сложным человеком. Он был доброжелателен со многими людьми, всегда готов был поделиться литературой, помочь с переводом статьи, готов был обсудить любую научную проблему или житейскую ситуацию. С другой стороны, он никогда не навязывал свою дружбу, не демонстрировал эрудицию, не пытался быть примером и героем, говорил негромким голосом и никого не старался перекричать или переговорить. Но для тех, кто готов был к спокойной беседе, к спору без надрыва, - он был хорошим собеседником по любой самой трудной научной проблеме или неожиданному отвлеченному вопросу, никогда не отмахивался.

 

А.А. Зубов в лаборатории пластической реконструкции с черепом царя Ивана Грозного 

Над какими темами работал Александр Александрович?

Он работал сразу в нескольких проблемных областях антропологии. Конечно, одонтология, ее становление и развитие, конечно эволюционная теория и происхождение человека, и немного позднее - философские проблемы совершенствования и самоорганизации материи во Вселенной и обоснование концепции «магистрального системогенеза». Вскоре началось его сотрудничество с Лабораторией пластической антропологической реконструкции, возглавляемой профессором М.М. Герасимовым, особенно с Галиной Вячеславовной Лебединской. Они разрабатывали метод стереофотограмметрии как один из поисковых аспектов для общей тематики реконструкции. А.А. обсуждал с сотрудниками Лаборатории возможность включения новых признаков для усиления поисковой исследовательской базы. Так, по рекомендации А.А. Зубова в одной из программ стал изучаться тавродонтизм - диагностический маркер структуры пульповой камеры зубов и некоторые случаи патологии на зубах. Приведу еще пример. Для Института Археологии необходимо было сделать копию монолита с останками верхнепалеолитической находки из Сунгиря. А.А. Зубов предложил применить пластический материал альгелласт, которым оригинал полностью покрывался как единым полотном, сохраняющим и повторяющим все самые мелкие детали объекта. Копия была легкой по весу, прочной, пластичной, удобной для последующей работы и хранения. Это сотрудничество продолжалось многие годы. Одним из первых А.А. предложил и апробировал изучение патологических проявлений по признакам зубной системы и взаимосвязь с показателями других систем (группы крови).

В течение многих лет А.А. Зубов участвовал в совместных исследованиях по проблематике идентификации личности с Российским Центром судебно-медицинской экспертизы. В 1997 году А.А. Зубов вошел в состав экспертной группы по идентификации и исследованию останков царской семьи Романовых. Результаты одонтологической экспертизы вместе с другими данными опубликованы в книге «Покаяние» (М. 2003), в которой представлены материалы правительственной комиссии по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков Российского императора Николая II Романова и членов его семьи.

Благодаря Александру Александровичу в нашем Отделе в ряд краниологических исследований стали включаться признаки одонтологической программы, что способствовало появлению новых материалов и обогатило аналитическую базу обоих направлений. Первые экспедиционные выезды А.А. начал проводить, будучи аспирантом кафедры антропологии, в частности на территории Прибалтики, Украины, Казахстана, где собирался первый одонтологический материал по разработанному им слепковому методу и специально составленной программе. Так было положено начало Научному одонтологическому фонду, насчитывающему сегодня материалы более чем по четыремстам группам современного населения России и некоторых зарубежных стран. Его усилиями была создана антропологическая одонтология с четкой структурой: морфология зубов, этническая одонтология, палеодонтология, одонтоглифика, - представляющая сегодня одно из востребованных направлений в антропологии со своими методами, аналитическими подходами и научным одонтологическим фондом.

В каких зарубежных странах побывал? С кем из зарубежных коллег поддерживал контакт? 

С 1966 года организовывались международные проекты с исследованиями по антропологии и этнографии, руководителем антропологической части которых был А.А. Это: Индия, Финляндия (1969-1992) гг., Абхазия-США, Перу, Колумбия, Венгрия, Литва. Многолетнее сотрудничество и контакты связывали А.А. с учеными Литвы (И. Балчюнене), США (А. Дальберг, К. Тернер К.), Финляндией (Кирвескари), Болгарией (Ц. Минков), Колумбией (Х. Родригес).

 

Визит А.А.Зубова к американским коллегам А. и Т. Дальбергам

Каким Александр Александрович был руководителем отдела? 

С 1976 по 2002 гг. А.А. был руководителем Отдела антропологии/Центра физической антропологии ИЭА РАН. Надо сказать, что все это годы, по личным/ человеческим качествам он оставался таким же, как прежде до этого статуса. По производственным показателям на ежегодных отчетных собраниях ИЭА сотрудники Отдела награждались грамотами за высокие рабочие достижения. По количеству и результатам выездов/экспедиций Отдел получал высокие места, монографии и статьи сотрудников отмечались высокими оценками на институтских конкурсах. Ежегодные планы и отчеты Отдела обсуждались на общих заседаниях, что не отменяло возможности обсудить персональные перспективы в личной беседе с А.А. За время его руководства в Отделе получили развитие новые научные направления: антропогенетика с аспектами исторической генетики и демографии, этология человека, антропоэстетика.

Работая на кафедре в качестве преподавателя спецкурса «Одонтология», А.А. оставался особым преподавателем без менторства и давления. География его учеников (студенты, аспиранты, докторанты, стажеры) – это Россия, Украина, Литва, Латвия, Эстония, Белоруссия, Азербайджан, Южная Осетия, Дагестан, Казахстан, Туркмения, Болгария, Мали, Колумбия, США. Его учебник «Одонтология. Методика антропологических исследований» (М. Наука. 1968) переведен на испанский язык заведующим кафедрой антропологии Университета Мехико/Мексика (проф. Помпа-и-Падилья) и применяется как пособие по одонтологии. Его эрудиция в области одонтологии и эволюционной антропологии/теории антропогенеза, таксономии и систематики гоминин была безгранична. В 2002 году А.А. передал руководство Отделом молодому доктору наук С.В. Васильеву и продолжил работу как главный научный сотрудник, доктор исторических наук, заслуженный деятель Науки РФ.

 

На чемоданах. Экспедиция с финскими коллегами к коми 

Кто оказал влияние на формирование Александра Александровича как ученого? 

В 1963 году А.А. став сотрудником Отдела антропологии Института этнографии АН СССР/ИЭА РАН, проработал здесь до последнего дня 19 октября 2013 года, ровно 50 лет. Начало его работы как антрополога пришлось на время мировой известности/славы таких ученых как профессора В.В. Бунак, М.М. Герасимов, М.А. Гремяцкий, Г.Ф. Дебец, М.Г. Левин, Я.Я. Рогинский, В.П. Якимов. Их мысли, результаты исследований, книги, становились научными эпохами создаваемой ими современной российской антропологии XX в. Каждый из них и все вместе задавали общую высокую планку отношения к науке и в науке, которая творилась ими в ходе обсуждений идей, новых проблем, публикаций, планов, дискуссий, проходивших как в рабочей институтской обстановке, во время конференций и международных встреч, так и за домашним столом. Это было время триумфа университетской/академической науки. Они сделали этот триумф повседневностью, то есть каждый день как триумф. А.А. считал их своими учителями в высоком понимании и значении слова. Он был из их плеяды. Он стал основателем антропологической одонтологии и одонтологической школы в России.

Какие из написанных им книг выделял? 

К каждой написанной книге, ее предмету и особенно к древним ископаемым людям он относился с таким вниманием и пониманием их «героической» эволюционной роли, что после прочтения статей и книг оставалось впечатление его «личного знакомства» с ними. Однажды, когда после серии работ о «гейдельбергском человеке» (800-126 т.л. до н.д.), появились публикации по неандертальской проблеме, одна сотрудница удивилась этому переходу, приняв эти работы за постоянную/излюбленную тему и «обидевшись» за оставленных гейдельбергских людей, первых европейцев и предков человека современного типа. Это были его «герои», обживавшие безлюдные регионы Европы и Азии, справлявшиеся с хищниками и крупными животными только с помощью примитивных каменных орудий. Можно гипотетически представить картину продвижения по безлюдной Земле небольшой группы современных людей XXI века с камнями в руках в поисках пристанища. По дороге надо преодолевать естественные препятствия (горы, реки, леса, болота, пустыни и т.д.), питаться, обороняться от зверей, одеваться с учетом стихий, быть экологически адекватным. Судя по всему, А.А. был рожден путешественником. Его первая студенческая книга называлась «Человек заселяет свою планету» (1963 г.), последняя книга - «Колумбы каменного века. Как заселялась наша планета» (2012 г.), впервые в истории антропологии получившая литературную премию им. Александра Беляева. Об этом свидетельствуют его многочисленные поездки, походы по Москве, любимым чтением были книги об этнографических и любых путешествиях с научными/поисковыми целями.

Это был мир его науки, его антропологии и одонтологии. Кроме этого был мир его дома, в котором тоже был мир его исследований – книги, компьютер, возможность читать, думать, размышлять не торопясь и пристально. Дом его был также миром друзей и дружбы. У А.А. был особый талант дружбы, особенно с семьей профессора Ю.Г. Симакова, его сына Н.Ю. Симакова (кандидата наук, преподавателя МГИМО), журналиста-любителя В.А. Головина (уже ушедшего). Каждую субботу в течение более 40 лет они приходили в этот дом. Когда были живы родители А.А. и потом. Обсуждались все научные идеи и вопросы форм биологической жизни на Земле и во Вселенной, ее устройство и самоорганизация, закономерности магистрального системогенеза и вопросы механизмов разнообразия живых систем. Зимой они были частыми посетителями Музея Палеонтологии. Летом начинались Большой переход через Москву (по диаметру), малые походы по Москве и регионам Подмосковья, посещения Тимирязевского парка, с обязательным фотографированием всех событий. Фотографий было много, т.к. А.А. привозил их из всех своих поездок, его фотоколлекция неисчерпаема. Фотографий было много, как и раковин морских моллюсков – хобби Александра Александровича. Любимым праздником был Новый год, когда старинными игрушками наряжалась елка, выпускалась стенгазета с иллюстрациями и юмористическими комментариями всех приключений за год. Гремели хлопушки, взрывались петарды, разыгрывались сценки. Ставилось угощение. Было весело и дружественно. В этом доме возникала уверенность, что жизнь не только субъективный и странный эпизод.

 

А.А.Зубов в Индии с проф. Н.Н. Чебоксаровым

Тезисы лекции  профессора, зав. лабораторией ауксологии человека, в.н.с. Научно-исследовательского института и Музея антропологии МГУ Елены Годиной, прочитанной 7 декабря 2014 года в рамках Фестиваля публичных лекций #ЗНАТЬ – совместного проекта информационно-аналитического канала «Полит.ру» и Департамента науки, промышленной политики и предпринимательства г. Москвы.

1. Ауксология – это часть возрастной антропологии, которая занимается изучением роста и развития человека. Название происходит от греческого auxano — расти. Впервые этот термин предложил еще 100 лет назад французский исследователь Поль Годен, но широко он стал использоваться в семидесятых.

Предмет ауксологических исследований – это, в первую очередь, изучение ростовых закономерностей, механизмов роста, факторов, воздействующих на процессы роста и развития. Межпопуляционные сопоставления дают много информации об изменениях, которые происходят с человечеством на протяжении определенных периодов времени и влиянии на них климато-географических и социально-экономических факторов.

2. Изучение состава тела предполагает изучение многих компонентов: жирового, мышечного, костного. Существует множество разнообразных методов измерения, например метод т.н. «подводного взвешивания», когда по объему вытесненной человеческим телом жидкости делают заключение о его удельном весе и путем расчетных уравнений высчитывают отдельные компоненты. Количество жировой и активной мышечной массы определяется методом биоимпедансометрии: с помощью специальных приборов пропускают постоянный ток в 10 А, совершенно безвредная процедура для человека, но она дает точное определение количества жировой массы, активной клеточной, т.е. мышечной, массы и т.д. Есть методы определения конституциональных типов: соматотипы Шелдона. Также используются и генетические методы.

3. Если говорить не об индивидуальных различиях, а об эволюционных, то Африка дает максимальные различия в параметрах длины тела между отдельными группами и популяциями. В частности, до недавнего времени нилоты были одними из самых высоких людей планеты – длина тела юношей-нилотов - около 180 см (сейчас европейцы их обогнали). А самыми низкими людьми планеты были также живущие в Африке пигмеи -средний рост у мужчины-пигмея не выше 150 см.

4. В ходе эволюции размеры тела человека постоянно росли: Австралопитек афарский (Australopithecus afarensis) был очень невысок – 120-130 см. У Хомо хабилис (Homo habilis) идет уже явное увеличение длины тела. Человек прямоходящий (Homo erectus) –уже почти такой же величины, как и современные люди. Неандертальцы, жившие в эпоху резкого похолодания, немного понизились, стали мощными и коренастыми. Но уже кроманьонцы (человек ископаемый современного типа) практически не отличаются по своим параметрам от человека современного.

5. Термин «акселерация», под которым подразумевают постоянное увеличение размеров тела, широко на слуху, но антропологи в последние годы больше используют термин «секулярного тренда» или «секулярных изменений». Это от латинского seculum – «поколение», столетие», потому что это то, что происходит на протяжении нескольких поколений, в течение которых размеры тела могут стабилизироваться и даже уменьшаться.

6. Рост – это зеркало происходящих в обществе процессов. Мы представляем себе рост как нечто генетически запрограммированное, но на самом деле популяция очень быстро реагирует на все изменения, происходящие в обществе. По статистическим данным, снижение длины тела всегда отмечается во время «переломов», когда резко меняется политический и экономический уклад. Ярким примером того, как изменения, происходящие в обществе, отражаются на размерах тела, может служить сравнение длины тела жителей Северной и Южной Кореи. Если в 1950-е годы – до разделения популяции, рост жителей был одинаков и на Севере, и на Юге, то дальше показатели резко расходятся. Благополучный Юг обгоняет Север – и мужчины, и женщины – на 6-7 см, и это огромные цифры. Так социально-экономическая ситуация влияет на параметры тела.

7. Сегодня в большинстве развитых стран отмечено замедление или стабилизация роста, но при этом наблюдается непрерывное увеличение веса тела и показателей развития жирового слоя. Этот процесс приобретает столь глобальный характер, что стали говорить об «эпидемии ожирения». Исследования показывают, что идет колоссальное снижение двигательной активности, физическая пассивность стала нормой в разных странах. И если не вернуть детей в привычную двигательную среду, есть риск получить совершено нежизнеспособное поколение.

Министерство культуры Греции сообщилоо первых результатах исследования костных останков, обнаруженных археологами в 2014 году в Амфиопольской гробнице. Всего было найдено 550 фрагментов костей. Их изучали специалисты из Фракийского университета имени Демокрита и Университета имени Аристотеля в Салониках. Ученые смогли установить, что 157 из этих фрагментов принадлежат пяти людям: женщине старше 60 лет, мужчине около 35 лет, мужчине около 45 лет, новорожденного неизвестного пола, а также человеку неизвестного возраста и пола, останки которого были подвергнуты кремации.

Наибольшее число сохранившихся костей принадлежат женщине, похороненной под полом погребальной камеры. Археологи нашли ее череп, кости таза и конечностей, на основании пропорций которых они определили пол. Рост женщины составлял 157 сантиметров. Она еще при жизни утратила один из зубов, а также страдала от дегенеративных изменений в позвоночнике, остеопороза и лобного гиперостоза.

Младший из мужчин был ростом 168 сантиметров. На его костях сохранились следы незаживших ран в верхнем грудном отделе позвоночника и на задней поверхности шеи. У старшего мужчины (рост 162 сантиметра) была сломана правая лучевая кость близко к запястью, но перелом успел уже почти зажить к моменту смерти. У обоих мужчин есть следы остеоартрита и спондилита.

 

Останки ребенка

Ребенок был идентифицирован как новорожденный по длине и ширине левой плечевой кости и нижней челюсти. Пол его невозможно определить по морфологическим признакам, так как в столь раннем возрасте половые различия в строении скелета еще не сформированы. От пятого человека сохранились девять фрагментов, на которых отмечаются трещины, деформации и изменение цвета, характерные для кремации. Исследователи предполагают, что это был взрослый мужчина.

При дальнейших исследованиях ученые прибегнут к использованию рентгеновских лучей и электронной микроскопии, чтобы уточнить характер прижизненных травм. Также производится анализ древних образцов ДНК. Изотопный анализ костей поможет определить особенности питания погребенных в Амфиополе людей. Также ученые исследуют лошадиные кости, обнаруженные в этой гробнице.

Гробница 330 – 325 гг. до н.э., то есть самым концом правления Александра Македонского. Исследователи выдвигают разные версии того, кто именно был в ней похоронен. Скорее всего, это один из сподвижников Александра. Называют Антигона Одноглазого, Неарха, Гефестиона и Лаомедона, сына Лариха, некоторые предполагают, что гробница принадлежит матери Александра - царице Олимпиаде.

В рамках Фестиваля Публичных лекций #ЗНАТЬ мы побеседовали с  антропологом, заведующей лабораторией ауксологии, в.н.с. Научно-исследовательского института и Музея антропологии МГУ Еленой Годиной. Это заключительная часть интервью, вторую часть читайте здесь, а начало – здесь. 

Насколько велик интерес к вашей области среди студентов?

В Университете физической культуры (РГУФКСМиТ) это необязательный курс, потому что в программах бакалавриата его нет, там есть только вводные курсы по антропологии. Но я недавно организовала магистратуру по спортивной антропологии. У нас есть набор, правда, в этом году были только платные места, и поэтому народу приходило не так много. Но вот на следующий год обещают дать несколько бюджетных мест, и этот набор будет более показательным. Там, например, есть курс «Ауксологические аспекты детско-юношеского спорта»: какими бывают разные модели роста и скорости созревания, как их нужно учитывать в процессе тренировки и т. д. Этот курс веду я.

В МГУ, на кафедре антропологии людей довольно мало, но все-таки в последние годы порядка восьми-десяти человек на одном курсе есть. И всегда находится кто-нибудь, кто очень увлекается проблемами роста и развития. Хотя сейчас студентов больше привлекает генетика. И когда мы предлагаем такие темы, как, например, «Молекулярная генетика и рост», студенты приходят к нам охотнее, чем просто на чисто ауксологические программы.

Кого вы считаете своими учениками?

Моя первая и лучшая ученица Людмила Викторовна Задорожная. Она в свое время была моей дипломницей на кафедре антропологии МГУ, потом защитила кандидатскую диссертацию, надеюсь, что она и докторскую скоро напишет. Она для меня очень сильная опора, работает со мной в Институте антропологии. В какой-то мере моя ученица – Эльвира Александровна Бондарева, она защитила кандидатскую под моим руководством. Она биотехнолог по образованию, но сейчас занимается молекулярной генетикой – и спорта, и генетикой роста. В Монголии у меня очень талантливая ученица, она сейчас в докторантуре РГУФКСМиТ. Она в свое время защитила прекрасную диссертацию по монгольским студентам и сейчас собирает материал для докторской. В Набережных Челнах у меня очень хорошая ученица. В Ростове мой ученик. У меня их много. Я их даже и не буду всех перечислять, потому что все они замечательные и очень талантливые. Одна сейчас в Корее, надеюсь, что там ее карьера хорошо сложится.

В Южной Корее?

В Южной, конечно. Кстати, там очень интересная картина: первоначально это была однородная популяция, в том числе и по физическим параметрам (потому что в 50-е годы прошлого века это была одна страна), а к 2000-м годам показатели роста в Северной и Южной Корее разошлись чуть ли не на десять сантиметров в пользу жителей Южной Кореи. Понимаете, есть общая точка, и есть конечная разница в почти десять сантиметров. Я сама, когда увидела эти результаты, не могла поверить своим глазам. То есть вот такой социальный эксперимент поставлен над одной генетически однородной популяцией.

Возвращаясь к вопросу об учениках, повторю, что их много, и сейчас у меня несколько человек учатся в аспирантуре и в МГУ, и в Университете физической культуры.

В одном из своих интервьювы говорили о том, что были и планируются какие-то исследования по Москве, которые выявляли или могут выявить усугубление социального неравенства.

Вы знаете, о Москве в целом говорить трудно, потому что никогда не было такой возможности, чтобы собрать данные по всем районам и действительно картировать Москву, с точки зрения размеров тела. Все-таки у нас всегда были случайные выборки – случайные, к сожалению, не в том смысле, как это понимают статистики, а в том смысле, что мы, скажем, не можем попасть во все школы, не везде нас пустят, это всегда большая проблема. И даже притом что мы соблюдаем сейчас все правила биоэтики, имеем все документы от биоэтического комитета и не работаем без подписания протоколов согласия, попасть в школу очень трудно и становится все труднее и труднее.

Конечно, районы Москвы различаются между собой, и, если мы говорим о каких-нибудь районах, где живут мигранты (а сейчас Москва, как любой другой мегаполис, приобретает структуру четкого районирования), показатели роста могут быть совершенно разными. Но мы не можем сравнивать, допустим, детей коренных москвичей и детей приезжих. Опять-таки, что такое «коренной москвич»? Это непростой вопрос. На эту тему недавно блестяще защитила докторскую диссертацию Ольга Леонидовна Курбатова, основоположник такого нового научного направления, как демографическая генетика. Она на своих материалах показала, что в третьем поколении (от нынешнего времени) коренных москвичей остается меньше 10%.

То есть Москва – это такой конгломерат, куда все приезжают и потом перемешиваются, так что все мы отчасти мигранты. Взять, к примеру, хотя бы моих родителей: они приехали из Ленинграда в 1930-е годы. И если мы говорим о мигрантах, то мы их должны соотносить с теми популяциями, откуда они родом. Скажем, если мы будем изучать, как развиваются азербайджанцы в Москве, то мы должны обследовать детей в Азербайджане, а потом сравнить две эти группы. Тенденции могут быть те же самые, что и у русских, а могут быть и другие. То есть, здесь каждый раз мы сталкиваемся с вопросом о том, кого с кем сравнивать.

Мы действительно пытались работать в некоторых школах в тех районах, где живут мигранты, но у нас там не было только азербайджанской, или только армянской, или только грузинской школы. А были все вместе, все смешаны, и было очень трудно сделать какие-либо четкие выводы. Потому что для таких выводов нужна хорошая статистика, а у нас были малочисленные наблюдения. А нам нужно как минимум человек сто на возраст.

Что касается разных районов, то, конечно, они очень отличаются в Москве. Даже по школам можно наблюдать некоторые различия. Допустим, в элитарных школах и лицеях дети выше, чем в обычной муниципальной школе. Другое дело, что мы всегда берем некую среднюю величину для того, чтобы давать характеристику московской популяции. То же самое и по студентам. Это данные наших коллег, в частности профессора Марины Анатольевны Негашевой с кафедры антропологии МГУ. У нее есть, например, работы, показывающие разницу по факультетам для студентов МГУ. Здесь, конечно, имеет место социальный фактор, он очень много значит. Так что да, мы стараемся и рады бы провести масштабное исследование, но вот «грехи» не пускают нас в школы, каждый раз это проблема. Недавно мы были в одной школе, там, к счастью, чудный директор, который очень нам помогал, но что дальше получится, трудно предсказать. Некоторые из моих учеников работают сейчас в Подмосковье, и я надеюсь, что будут собраны хорошие данные. Таким образом, что-то собирается, но, я бы сказала, в основном на энтузиазме.

То есть нет никаких централизованных регулярных государственных исследований, собирающих данные по тем же школам в разных регионах?

Такие исследования были в советские времена. Тогда по их итогам издавались очень хорошие толстые сборники, которые назывались «Материалы по физическому развитию детей и подростков городов и сельских местностей СССР». Было несколько выпусков, они у меня стоят на полке. Потом они все худели и худели, а в 90-е годы вышел совсем тоненький сборник. В прошлом году наши коллеги из Института гигиены детей и подростков издали очередной сборник, и мы свои данные тоже туда дали. Но, опять же, книжечка очень худенькая.

А государственной программы практически нет. Была программа под эгидой Центров здоровья, в результате чего были собраны интересные материалы. В частности, по биоимпендансному анализу, который позволяет определить компоненты состава тела (жировую, мышечную массу и т.д.). Этим занимаются наши очень хорошие коллеги, с которыми мы сотрудничаем, разработчики этого метода, Дмитрий Викторович Николаев и Сергей Геннадьевич Руднев. Там большой коллектив, но я лучше всего знаю этих людей. Так вот, были собраны обширные данные, но опять же, только по тем, кто приходил. Придет человек – его обследуют, но это не была некая четко прописанная, обязательная программа обследования населения всех регионов России. Ни в 1990-е годы, ни в 2000-е ничего такого не проводилось. Так что эти новые сборники, о которых я говорила выше, - опять-таки наблюдения энтузиастов: то, что они смогли померить. Это очень нужно, потому что все мы говорим об ухудшении физических кондиций, о том, что у нас все плохо. Не только у нас, конечно, это происходит во всем мире. Сказываются изменения образа жизни и питания, которые выражаются в ухудшении физических кондиций подрастающего поколения. Их нужно отслеживать, но для этого нужны государственные программы, а не усилия отдельных энтузиастов.

Какие из ваших находок на настоящий момент представляются вам наиболее перспективными, с точки зрения дальнейших исследований?

Мне кажется, что область наших исследований неисчерпаема. У нас ведь много разных направлений работы. Сейчас, например, мы много работаем со спортсменами, и в этом плане у нас есть очень интересные проекты. Мне проще сказать о наиболее общем направлении, в котором должны развиваться исследования. Есть ключевая фраза, принадлежащая, между прочим, Джеймсу Таннеру, о котором я уже много рассказывала: «Рост – это отражение происходящих в обществе процессов». Она, действительно, верна и очевидна для специалистов, хотя абсолютно неочевидна для широкой публики. Потому что люди обычно считают, что есть жесткая генетическая программа, согласно которой мы растем и развиваемся, а вот о том, что ростовые процессы удивительно быстро реагируют на то, что происходит вокруг, они знают мало.

И поэтому мне представляется, что то, что уже сделано (и чем я так упорно продолжаю заниматься), - это та база, на основе которой мы должны работать дальше и отслеживать происходящие изменения. Общество наше продолжает меняться. И проследить, как будут реагировать на это физические параметры подрастающего поколения, - наша важнейшая задача. Я бы сказала, что нам скучать не придется, и ни безделье, ни уныние от того, что мы все сделали, нам явно не грозят. Нам предстоит очень интенсивно работать, чтобы выявить те тенденции, которые возникают на современном этапе

В течение последней недели из Мадрида поступают новости о ходе поисков останков Мигеля Сервантеса. Иногда появляются новости обнадеживающие, но за ними следуют опровержения. И в любом случае эти сообщения заставляют вспомнить о малоизвестной испанской традиции: потерять место захоронения великого соотечественника, а потом приступить к его поискам. Потерянными оказываются деятели золотого века испанской культуры: Сервантес, Лопе де Вега, Педро Кальдерон, Диего Веласкес, Франсиско Кеведо.

Начнем с посмертной истории Сервантеса. Автор «Дон Кихота» умер в Мадриде 23 апреля 1616 года. По его желанию, он был похоронен в монастыре Босоногих Тринитарианок (Convento de las Trinitarias Descalzas). Позже, в XIX веке, один только факт захоронения там великого писателя спас монастырь от сноса. В результате он стоит до сих пор. Монастырь действующий, публика может попасть туда раз в году, 23 апреля, когда служится месса в память о Сервантесе.

Монастырь Босоногих Тринитарианок

Однако могила Сервантеса была утрачена еще в XVII веке, когда во время перестройки монастыря тела погребенных в нем были перезахоронены. При этом перезахоронении имена покойных не указывались, так что, куда именно в монастыре перенесли тело Сервантеса, осталось неизвестным. В результате вещественным знаком присутствия на территории монастыря останков писателя служит лишь мемориальная доска.

Мемориальная доска, сообщающая о захоронении Сервантеса

В 2011 году по инициативе историка Фернандо де Прадо на территории монастыря были начаты поиски с использованием георадара. Недавно с разрешения католической церкви в монастыре были начаты раскопки, и археологи стали извлекать останки людей из безымянных захоронений под полом монастырской часовни. Как сообщает руководитель проекта Альмудена Гарсия Рубио, на территории монастыря есть еще четыре места, где предварительное исследование радаром показало наличие погребенных тел. Планируется, что раскопки продлятся две недели.

С извлеченными костями работают антропологи и специалисты по судебной медицине. Предварительное опознание можно произвести по прижизненным травмам Сервантеса. Кости должны принадлежать мужчине старше 60 лет, со следами ранений полученных в битве при Лепанто. Тогда 7 октября 1571 года Сервантес получил три пулевых ранения, два в грудь и одно в предплечье. В результате его левая рука навсегда утратила подвижность. Сохранились также упоминания, что в последний год жизни у Сервантеса сохранилось лишь шесть зубов. Если удастся найти костные останки, в какой-то степени соответствующие такому описанию, ученые, по словам специалиста судебного медика Франсиско Эчеберриа, намерены для окончательного подтверждения обратиться к анализу ДНК. Дело в том, что известно место захоронения родной сестры писателя – Луизы де Сервантес. Он была погребена в 1623 году в городе Алькала-де-Энарес, в 30 километрах от Мадрида.

Наконец, 26 января археологи сообщили, что ими найдены остатки деревянного гроба, где шляпки гвоздей образуют буквы M. C. – возможно, это инициалы писателя (Miguel de Cervantes). Рядом с этой доской обнаружены кости 10 человек. Но, как говорит, Франсиско Эчеберриа, это останки куда более молодых людей. Охладила энтузиазм и специалист по эпиграфике Алисия Канто из Автономного университета Мадрида. По ее мнению на доске вероятно изображены буквы M. G., да и тип написания указывает скорее на XVIII век, чем на XVII.

M. C. или M. G.

Если выйти из монастыря, где сейчас ведутся поиски останков Сервантеса, пройти по улице Лопе де Веги до пересечения с улицей Леон, повернуть налево, пройти немного по улице Леон, затем свернуть направо на улицу Аточа и идти по ней еще примерно 250 метров, можно увидеть церковь святого Себастьяна (Iglesia de San Sebastián), где проходило отпевание Сервантеса. А в 1635 году в ней был похоронен Лопе де Вега.

Церковь святого Себастьяна

Лопе де Вега – это не умерший почти в нищете Сервантес. Знаменитый драматург был похоронен торжественно. Во всех церквях Мадрида прошли поминальные мессы. Погребальная процессия завернула к монастырю Босоногих Тринитарианок, чтобы настоятельница монастыря – внебрачная дочь Лопе де Веги Марсела де Сан Феликс – могла с ним проститься. Но прошло относительно недолгое время, и могила Лопе де Веги тоже была утеряна.

Сначала его могилу перенесли. Когда драматурга хоронили, его покровитель граф Сесса, тот самый, что оплатил мессы в мадридских церквях, заплатил 700 реалов за погребение в помещении церкви. Однако уже в период между 1658 и 1664 годом в записях настоятеля церкви отца Матиаса Фернандеса Гарсиа указывается, что граф Сесса или его потомки задолжали оплату за место. Это и стало причиной перезахоронения на церковном кладбище. Существует версия, что на самом деле это произошло, потому что настоятель церкви хотел похоронить на почетном месте свою сестру.

На месте гробницы в церкви святого Себастьяна драматурга Испанская королевская академия в 1969 году установила мемориальную доску («Здесь был похоронен Лопе де Вега, великий поэт и отец испанского театра…»).

А потом могила Лопе де Веги и вовсе затерялась. Церковное кладбище находилось за зданием церкви, там, где сейчас окруженное зеленью небольшое здание магазина, торгующего живыми растениями. Магазин этот (дом 2 по улице Уэртас) считается старейшим магазином такого профиля в городе. Его в 1889 году открыла семья Мартини назвала El Jardín del Ángel«Сад ангела». Где-то там и покоится Лопе де Вега.

Диего Родригес де Сильва-и-Веласкес был придворным живописцем, гофмейстером, кавалером ордена святого Иакова, личным другом короля Филиппа IV, но место его захоронения тоже оказалось утраченным. Умерший в 1660 году художник был похоронен в церкви святого Иоанна Крестителя (Iglesia de San Juan Bautista) со всеми подобающими почестями. Немного позже там похоронили и жену Веласкеса, пережившую мужа лишь на восемь дней.

В 1808 году, когда Испании была захвачена французами, королем стал старший брат Наполеона I Жозеф Бонапарт, получивший у мадридцев прозвища дон Пепе Бутылка (don Pepe la Botella) и двусмысленное Rey de Copas: или Король рюмок, или Пиковый король. Его отличала некоторая любовь к устройству площадей, поэтому многие здания Мадрида при его правлении были снесены. Эта участь в 1810 – 1811 годах постигла и церковь Иоанна Крестителя. Сейчас на ее месте находится площадь Рамалес (Plaza de Ramales). Захоронения при этом были, конечно же, утрачены.

Площадь Рамалес

Когда в 1999 году отмечалось 400 лет со дня рождения Веласкеса, месте, где стояла церковь, мэрия Мадрида начала раскопкис целью найти его могилу. Работы длились 18 месяцев. Археологи исследовали остатки здания, нашлись и кости нескольких десятков погребенных в нем людей. Когда исследования были в разгаре, появилось известие, что в церкви бенедиктинского монастыря святого Пласидо (Convento de San Plácido) было найдено тело XVII века со шпагой и орденом святого Иакова. Это совпадало с описаниями Веласкеса во время похорон. Некоторые ученые высказали гипотезу, что тело художника при сносе церкви Иоанна Крестителя было перенесено в монастырскую церковь.

Монастырь святого Пласидо

Были проведены генетические исследования. Через свою дочь Франсиску де Сильва Веласкес-и-Пачеко художник стал родоначальником маркизов Монтелеоне, представители которых породнились со многими аристократическими семьями Европы. В результате дальними потомками Веласкеса оказались даже королева Испании София, королева Нидерландов Беатрикс, король Швеции Карл XVI Густав, король Бельгии Альберт II, князь Лихтенштейна Ханс-Адам II и великий герцог люксембургский Анри. И это не учитывая менее знатных потомков. Так что материал для генетического сравнения нашелся. Но результат оно дало отрицательный. Веласкеса не нашли среди костей, откопанных на площади Рамалес, тело из церкви святого Пласидо тоже не подошло. В результате после окончания раскопок найденные руины превратили в экспозицию, закрыв стеклом. А заодно соорудили под площадью подземную парковку.

В посмертной судьбе Педро Кальдерона вроде бы все складывалось благополучно. Правда, его останки неоднократно переносили. Он был похоронен в 1681 году в церкви Сан-Сальвадор на улице Майор. Там он покоился 159 лет, но обветшавшее здание решено было снести. Кальдерона перезахоронили на кладбище Сан-Николас (cementerio de la Sacramental de San Nicolás). Прошло еще 29 лет и его с большой торжественностью перенесли в гробницу в соборе Сан-Франсиско-эль-Гранде, где планировали создать Пантеон. В честь этого события Хосе Соррилья написал стихотворение. Потом Пантеон делать раздумали, и в 1874 году Кальдерон возвращается на прежнее кладбище. Через шесть лет его перезахоронили вновь – в резиденции католического ордена Congregación de Presbíteros Naturales de Madrid, к которому он принадлежал при жизни. В 1912 году орден переехал, Кальдерона, конечно же, эксгумировали и забрали на новое место. Так он очутился в капелле церкви святого апостола Павла (Iglesia de San Pedro Apóstol) на улице Сан-Бернардо. Но в 1936 году, когда шла Гражданская война, священник решил спрятать тело, чтобы обезопасить его от возможного поджога или разграбления церкви. 20 июля церковь действительно была подожжена. А через некоторое время священник умер, так и не успев никому поведать, где он спрятал тело Кальдерона.

Мемориальная доска на церкви апостола Павла напоминает, что в ней покоился Педро Кальдерон.

Единственным представителем золотого века испанской культуры, чьи останки были найдены и идентифицированы, оказался поэт Франсиско Кеведо (1580–1645). Он желал быть похороненным в монастыре святого Доминика города Вильянуэва-де-лос-Инфантес, в котором он провел последние годы и умер, или же покоиться в этом монастыре до тех пор, пока его тела не перенесут в королевский монастырь святого Доминика, где была похоронена его сестра. Однако доминиканцы, видимо, не пожелали хоронить поэта у себя. Местная семья Бустос похоронила его в принадлежащем ей склепе святого Фомы церкви святого апостола Андрея (Iglesia de San Andrés Apóstol). В 2007 году антропологи из Мадридского университета Копмлутенсе объявили, что им удалось подтвердить подлинность останков, которые были найдены в данном склепе. Всего было найдено десять фрагментов костей: подвонки, бедренные кости, одна ключица. Бедренные кости сыграли решающую роль в идентификации, так как продемонстрировали, что покойный хромал. Интересно, что в 1868 году, когда в Испании задумали сооружать Пантеон, останки Кеведо туда, конечно же, затребовали. Склеп был вскрыт, но, так как никто не знал, какие кости принадлежат Кеведо, в Пантеон послали, что под руку попалось. После отказа от идеи Пантеона кости вернули в склеп.

Великий художник Гойя избежал участи Веласкеса. Возможно, потому что умер не в Испании, а во Франции. Теперь его останки покоятся в церкви Сан Антонио де ла Флорида, роспись которой он когда-то исполнил. Но и тут не обошлось без потерь. Во время переноса его останков из Бордо в Мадрид череп художника был украден.

Есть и другие несколько менее знаменитые испанцы, могилы которых затерялись, например, художник Клаудио Коэльо (1642–1693), ученый, кораблестроитель Хорхе Хуан-и-Сантасилья (1713–1773), архитектор Хуан де Эррера (1530 -1597).

Если же считать только по именам «первой величины», то счет 1:4. Один найден, четверо (пока?) утеряны. Да и то Франсиско Кеведо покоится не в Мадриде. Сейчас идут активные поиски могилы Сервантеса. Оптимисты надеются, что к 2016 году, когда пройдет 400 лет со дня его смерти, великий писатель Испании наконец обретет достойную гробницу. Но в 2035 году исполнится 400 лет со дня смерти Лопе де Веги, в 2049 году – 450 лет со дня рождения Веласкеса, в 2050 – 450 лет со дня рождения Кальдерона, в 2060 – 400 лет со дня смерти Веласкеса. Кто знает, может, мы еще услышим о сенсационных находках в Мадриде.

Палеопатологи Валентина Джуффра (Valentina Giuffra) и Джино Форничари (Gino Fornaciari) из Университета Пизы объяснили происхождениеотверстий, просверленных в черепе XV века, который хранится в кафедральном соборе города Отранто на юге Италии.

Когда в августе 1480 года флот Османской империи захватил этот город, часть горожан, чтобы избежать смерти или продажи в рабство, укрылась в городском соборе. Великий визирь Гедик Ахмед-паша, возглавлявший турок, предложил жителям принять ислам в обмен на свободу и безопасность. После их отказа турецкие солдат ворвались в собор и убили большинство находившихся в нем. Тем же, кто избежал гибели, было вновь предложено принять ислам, но они отказались и 14 августа 1480 года были казнены.

В истории они вошли как отрантские мученики. Согласно преданию, их было 813 человек. В 1771 году римский папа Климент XIV причислил отрантских мучеников к лику блаженных, а в 2013 году Бенедикт XVI провел канонизацию мучеников. После беатификации 1771 году мощи мучеников, ранее находившиеся в храмах Неаполя и Бовино, были возвращены в Отранто, где хранятся в семи стеклянных шкафах в городском соборе.

Один из черепов привлек внимание ученых тем, что имел 16 аккуратно просверленных отверстий. Восемь из них проходили кость насквозь, другие представляли собой круглые углубления. Согласно гипотезе итальянских исследователей, эти отверстия представляют собой результат добычи костного порошка, который в средние века и в начале нового времени часто использовался в качестве лекарства. Такой порошок рекомендовали применять при параличе, эпилепсии, судорогах, инсульте. Средство продавалось под названием Cranium humanum. В появившемся в 1562 году в Нюрнберге издании труда итальянского медика XII века Николая Препозита содержится упоминания, что порошок из человеческого черепа помогает при эпилепсии. В 1620 году моравский медик Андреса Глорез рекомендовал пить растворенный в белом вине порошок Cranium humanumпри сильных менструальных кровотечениях. Многие авторы сходились в том, что лучше всего использовать череп человека, погибшего насильственной смертью и оставшегося непогребенным. В первой половине XVIII века, как отмечает британский ученый Джон Хилл, старые черепа с полей сражений поставлялись из Ирландии аптекарями континентальной Европы для изготовления Cranium humanum.Средство упоминалось в фармацевтических трудах вплоть до середины XVIII века.

Итальянским исследователям не позволили извлечь череп из витрины для более подробного осмотра. Но через стекло они смогли оценить характерную форму отверстий и их идеально ровные края. Такой результат мог дать инструмент с закругленным лезвием, которым соскребали порошок с поверхности кости. Ученые полагают, что порошок из черепа добывали в 1771 году, когда останки мучеников были перенесены в Отранто.

Свою гипотезу о происхождении отверстий на черепе авторы изложили в статьев Journal of Ethnopharmacology.

Двое палеоантропологов из Мадридского национального музея естественных наук получили данные, которые свидетельствуют, что у неандертальцев существовало разделение трудамежду мужчинами и женщинами. Свои аргументы в пользу этой гипотезы ученые изложили в статье, которую опубликовал Journal of Human Evolution.

Когда неандертальцы изготавливали орудия из дерева, разделывали добычу, скоблили шкуры или занимались другими делами, они часто пускали в ход не только руки, но и зубы. Ученые решили изучить микроследы на передних зубах неандертальцев, подобно тому, как они уже давно исследуют подобные следы на древних каменных орудиях. Ими были исследованы 99 резцов и клыков 19 неандертальцев, найденные в Испании, Франции и Бельгии.

В результате обнаружилось, что отметины на зубах мужчин и женщин отличаются. Микроканавки на женских зубах оказались крупнее, чем на мужских. Также у мужчин-неандертальцев наблюдается больше вмятин и сколов эмали в верхней части зубов, тогда как у женщин они наблюдаются преимущественно в нижней части. Оба вида отличий встречаются на зубах взрослых неандертальцев. Из этого исследователи сделали вывод, что следы на зубах были получены в ходе разного типа работ. Однако ученые делают оговорку, что разделения труда могло касаться лишь определенных действий, тогда как в других, например, в охоте, мужчины и женщины могли участвовать вместе.